Смешно, но я и правда запоминаю лица в зале, помню лица в Волгограде, помню лица в Киеве, в Москве. Зачем?
И вот уже месяц, как я ем мясо. Настоящее мясо для вегетарианца с пятилетним стажем. Очевидно, становлюсь хищником все-таки. Нет, мама, только не это, я же добрый и травоядный зверь, а? Неубедительно как-то прозвучало…
Про город Киев. Кто сказал, что это юг? Там, елки, минус десять, по-моему.
Завтра у меня съемки на «Дарьял-ТВ». Если окажется какой-нибудь отстой, мне потом будет стыдно. На сайте не повесим информацию. На всякий случай — вдруг отстой.
Довелось побывать на сайте Эминема. Там форум смешной, еще смешнее нашего. Кто-то пишет: «Приколись, а я видел вчера Эма в баре «Фламинго» с какими-то белыми обезьянами». А ему отвечают: «Не хочу тебя расстраивать, чувак, но Эм и сам белая обезьяна».
На сайте Лещенко мне ужасно понравилось. Хорошо мне там было.
Сегодня, спустя три года, довелось сходить к моей первой преподавательнице вокала. Нина Ивановна говорит, мол, знаешь, ко мне мальчик такой хороший заниматься ходит, из группы «Тараканы»… Нина Ивановна, божий одуванчик о семидесяти с гаком годах — и матерый панк. Наверное, у него ирокез на голове. Представить только: она его учит, а он поет, положив одну руку на рояль.
20 февраля 2003 года, 3 часа ночи
Опять ночной разговор с Козыревым.
«Миша, сколько ты спишь?» — «Часов пять, мне хватает». Думаю: вот, блин, а мне восьми никогда не хватает, и завтра мы меня точно не найдем, потому что я с тобой разговариваю так поздно. «У вас хороший альбом. Я даже не думал, что так хорошо получится. Такой был сильный замах». «Подожди, Миша, — говорю, — я тебя конспектирую. Сильный замах… угу…» — «Ну вот, — продолжает он, — и вам нужна песня-паровоз…»
[2]
Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка… Тут меня в чате спросили, знаю ли я в Москве сквоты. Не-а, не знаю. Я вообще не человек коммуны.
Съемки на «Дарьял-ТВ». Как-то у них там все любопытно. Ведущий сам себя гримирует, потому что гример пафосный и приходящий на два часа. Прочитали письма телезрителей — все вопросы про личную жизнь и про водораздел поп-музыки и рок-н-ролла. А я говорю, что это все одно. Просто жанры разные — как мюзикл и оперетта.
Сегодня перегорели мои клавиши. Надо ж было такому случиться, что нога задела провод и все на фиг закоротило. А как теперь быть и о чем это должно мне сказать? Наверное, клавиши хотят, чтобы на них чаще обращали внимание…
Ну, что сказать? Нельзя есть столько фигни и избегать тренажерного зала. Особенно если зал, и бассейн, и все остальное через дорогу и круглосуточно.
Завтра пойду к Нине Ивановне петь романсы. «Деточка, — грудным голосом говорит она, — у тебя же дыхание ни к черту. Чем вы там в вашем рок-н-ролле занимаетесь, у тебя же все навыки потерялись? А слух?… Ну, слух пока есть».
Блин, как интересно устроены люди.
потому что люди так устроены.
Стоило стать артистом, как все хотят кусок тебя. Вот, например, я — тот же самый человек, с тем же внутренним миром, так же хочу добиться чего-то стоящего, но только работаю инженером. И что, они будут ходить кругами, стуча плавниками и зубами, как акулы, мечтая отхватить кусок инженера? Нет, нужен кусок артиста, чтобы отъесть часть божественного света, который называется «любовь-людей-которых-так-много-которых-я-никогда-не-узнаю». Блин, почему мне всегда были безразличны артисты? Почему мне никогда не хотелось куска того, кого нельзя заполучить? Почему люди хотят того, кто никогда не ответит им взаимностью? Какова природа этого чувства, на этом базируется фанатство или нет? Куча вопросов, на которые я знаю ответ:
22 февраля 2003 года
Наташа из фан-клуба стоит в метро вместе с Верой, своей подругой, и хитро улыбается: «Пойдем-пойдем». «А много народу?» — говорю. «Ну, человек пятьдесят», — отвечают. — Идем…» — «Ребята, а может, я того, не пойду? Страшно мне как-то…» — «Не бойся, мы тебя защитим». — «Угу, как же, никто уже меня не защитит», — рыдает, но идет.
Это будет встреча моего фан-клуба со мной.
Захожу… Батюшки-светы, полуподвал, два стола, народу-у-у-у, еда, все на меня смотрят. Как бы мне отсюда смыться? Надо не краснеть и не смущаться, все хорошо, здесь все за тебя, говорю себе. «Татьяна, — представляется женщина, — я мама Наташи». Оп-па, мама…
Когда стали слушать диск, состояние было совершенно идиотское — а ведь музыки не слышно совершенно. Делать-то что?
И ужасно это все похоже на мой школьный выпускной, даже больше на выпускной моего брата. Родители тогда где-то по знакомству купили к этому выпускному какие-то редкостные конфеты, кажется, «Факел» или типа того — наполовину мармелад, наполовину суфле — и спрятали, как сейчас помню, в обувную коробку на шкаф. За два дня до выпускного они ее достали, чтобы унести из дома, а там и нет ничего. Кто-то все съел. Может, с тех самых пор мне и нельзя сладкого. И столы эти, и люди, которые улыбаются и спиртное прячут, чтобы тайком пить, потому как нельзя было на выпускном…
Мне подарили ведро роз.
Красное такое ведро. Красных таких роз. Народ выстроился в футбольную стеночку и сказал мне слова. Все смутились. Артист обнял розы. Не знал, куда деть себя и их. Колются, заразы, и хороши.
Как же мне так сказать народу, что это все круто, что они сами так невероятно все организовали, на таком высоком уровне, что мне так приятно иметь к этому отношение (не к организации, конечно) и что такие прикольные люди тут собрались на встрече чата.
Больше всего хочу, чтобы они собирались и дальше, и было бы о чем говорить, и жизнь продолжалась бы, и все были бы веселы и счастливы. Бла-бла. Весна будет скоро — я точно знаю.
Ночью опять репетировали на рояле. Это безумная идея — волочь на церемонию вручения клубных премий рояль, и пригласить мою старую подружку, чтобы аккомпанировать мне, и петь перед всей безумной тусовкой в ночи Вертинского.
Как все началось…
Ну, наверное, началось все в Вологодском пединституте. Там был классический конкурс самодеятельности. Институтский. Фаворитом считалась девушка с иняза, которая пела в ресторане песни Патрисии Каас, на настоящем французском, хрипловатым и очень похожим на оригинал голосом. И если бы победила не она, так был еще настоящий ансамбль, который играл на настоящих инструментах. С очень серьезными лицами.
Мне тоже захотелось поучаствовать. Песня была выбрана из репертуара израильской певицы Оффры Хазы. В ней пелось по-английски про мираж в пустыне. Но не точно про мираж и не точно про пустыню — английский у меня тогда был очень плох. Так плох, что, забегая вперед, скажу: после моего выступления никто не понял, что это был за язык. «А на каком вы языке сейчас пели?» — спрашивали меня то и дело. Это было оскорбительно.
Нас было четверо. Одна девушка аккомпанировала на пианино, другая стучала по посылочному ящику восточный ритм, еще одна трясла в такт жестяную формочку в горошек с крупой — это у нас был маракас. Вокал был мой. Никто, я думаю, на нас больших надежд не возлагал.
Пою я, пою и вдруг на припеве понимаю, что зал как будто обмер. Как будто у нас у всех одновременно побежали по коже мурашки. Я не могу передать по-другому это ощущение. Это было очень здорово — петь, чтобы люди слушали и обмирали. И мне от этого тоже было очень хорошо.
В итоге нам дали первую премию и какой-то даже солидный денежный приз, который мы поделили.
На этом моя музыкальная деятельность закончилась. Время от времени, правда, у меня мелькала мысль: а не пойти ли в музучилище, или, того круче, в консерваторию? Но каждый раз понимала, что все надо бросать, заново учиться играть на фортепиано, а я после музыкальной школы уже ничего не помню, и если не поступлю, то куда я поеду… — и мысли загибались сами собой.
23 февраля 2003 года
передвижение роялей в пространстве.
Расскажу про
Меня пригласили выступить на церемонии вручения премии «Night Life Awards». Организаторы почему-то считают меня персонажем, а я не против, потому что — кто знает? — может, они и правы.
Группа вряд ли согласится выступать бесплатно, а выступить надо. Поэтому у меня в голове созрел план: буду петь романс Вертинского под рояль. Без группы. Первый раз. Есть у меня один знакомый рояль, совсем раздолбанный. И романсы мне никогда петь прилюдно не доводилось. Кроме как по нотам, и по слогам, на уроках вокала. И вот стою я на сцене и собираюсь петь этот романс…