10 марта 2003 года
Виделись с отцом. Исключительное по своей тяжести событие. Одно утешение — что для всех это психотерапия.
Один умный человек, которому я доверяю, сказал, что понял: моя проблема в смелости. То есть в трусости. Да, я трус. То есть я не трус, а даже местами отчаянный смельчак. Но часто я он. Трус.
Что было бы иначе, будь я смелым человеком:
1. Если бы у меня хватило смелости взять в долг деньги в сентябре 2001 года, у нас уже могло бы все давно получиться. Но мне было страшно.
2. Если бы всегда, когда мне казалось, что голос утоплен в инструментах, мне хватало смелости говорить об этом, а не сидеть язык в задницу, то у меня не было бы ощущения, что полтора года я сижу язык в задницу.
приезд в Москву на журфак
Расскажу про свой .
Мне тогда казалось, что, чтобы заниматься чем-то с толком, надо все-таки получить соответствующее образование. Помню, мне попалась статья про юбилей какой-то известной артистки — мол, она уже 30 лет с большим успехом играет в театре, хотя у нее и нет специального образования. Фраза «хотя у нее и нет специального образования», казалось мне, будет преследовать меня, если я продолжу заниматься журналистикой, а журфак не закончу.
На вологодском телевидении мне на прощанье подарили часы и выдали специальную премию, а в трудовой книжке написали про «увольнение в связи с поступлением в Московский государственный университет».
Честно говоря, поступить на журфак труда большого не составило, потому что это было уже второе высшее образование, а оно платное. Следовательно, можешь платить — можешь поступить. Деньги на первые полгода у меня были, и мне выдали серый студенческий билет с университетской высоткой на корочке.
В группе нас училось человек семь — тех, кто уже сознательно выбрал тележурналистику. Декан сказал нам: «Мы предоставляем вам возможности и учебную территорию в минуте от Кремля». Минута от Кремля вдохновляла. Возможности — еще больше.
Тяга к музыке не могла не проявляться на журфаке. Оказалось, что в больших университетских аудиториях прекрасная акустика, и между парами мне нравилось во всю глотку покричать «шумел камыш, мышь, мышь» и «Саммертайм». По-моему, этим мой репертуар ограничивался. Сокурсники относились к моим музыкальным наклонностям с большим уважением. Сокурсница Аня даже попросила озвучить ее автоответчик, на котором с тех пор она говорила: «Привет. Сейчас никого нет дома…» на фоне моего голоса, старательно выводившего «Саммертайм, энд ливинг из изи».
У меня было три работы и съемная комната, больше всего похожая на пыльную ванную. Денег только-только хватало заплатить за учебу и жилье. Я вообще с гордостью вспоминаю этот период. Думаю, потому, что сейчас адаптироваться в тех условиях, какие были тогда, у меня уже кишка тонка.
20 марта 2003 года
Я болею.
Я болею вообще-то уже третий день. Но первые два дня мне очень хотелось, чтобы никто не подумал, будто я ною, и потому кто-то рассекал по городу, ходил на репетиции с больным горлом и без шапки, потому что шапка уехала в метро.
Я аппарат для потребления жидкостей. Я вливаю в себя поочередно стаканы липового чая, «Террафлю», «Колдрекса», чтобы никто не подумал, что я ленивец и что мне наплевать на себя. Я доказываю себе, что я лечусь. Блин, как все сложно, даже просто поболеть не получается.
Весь пол в моей квартире усыпан фотографиями, как в каком-то — не помню каком — боевике. Мои фотографии. Я вас люблю.
Но недостаточно, потому вы разрозненны и не разложены по времени и фотографам. Я невероятно красивый человек. Да, а чего тут стесняться? Поэтому фотографы обожают меня снимать и дарить мне фотографии.
Еще я постоянно хочу спать. Вот и сейчас — пишу и сплю. И еще ем.
Не успеешь что-нибудь начать, как это уже тебя обязывает. Вот дневник, например. Он же мой? Мой. Получаю тут письма: мол, какой прекрасный маркетинговый ход. Или: на фига ты его пишешь, раз он у тебя неискренний. И наконец: почему ты его теперь не пишешь? Терпения, что ли, не хватает?
Началась война в Ираке. Блин, что из всего этого выйдет?
Завтра концерт. Мне подарили смокинг. И чуть позже подарили белые рубашки. Они, правда, малы, но, как мне сказали, под пиджаком это будет незаметно. Страшное дело — мне рубашки важнее, чем война.
3 апреля 2003 года
Трудно даже вспомнить, что произошло за это время. Потому что уже апрель.
Сегодня мне пришло письмо, общий смысл которого был таков: «я приезжаю завтра утром, моя подруга не может встретить меня, встреть меня, пожалуйста». Еще десяток писем на тему «бла-бла, а теперь напиши мне пару строк, мне будет приятно». «Бучч, ты злой человек, ты пишешь то, что думаешь». А что я думаю? Я думаю, что не пошли бы вы, ребята…
Сыплет хлопьями снег, прямо в лицо, пришлось опять влезать в зимнюю шапку…
про Питер
[4]
Могу написать . Мы отменили концерт, и через два дня звонят пацаны и спрашивают, правда ли и точно ли, что не едем. Да точно, точно не едем, так как райдер не выполнен.
В четверг они звонят из клуба и говорят, что все сделали и не могли бы мы все-таки приехать. Я говорю: могли бы, если я всех найду. Нашлись не все, но мы поехали.
про совершенно другое
Сейчас хочется написать . Я живу в созданном мной каком-то идеальном мире. Он состоит не только из хороших, а прямо-таки из замечательных людей. Это люди, которые со мной работают, это люди, с которыми я дружу, это люди в зале, это те, кто мне пишет. У меня сложились иллюзии, что весь мир такой. А он, блин, другой совершенно.
«Они обзывали тебя земляным червяком, да-да, земляным червяком». Блин, сколько злобы на форуме «Нашего радио». — «Зачем гермафродиты «Нашему радио»?» — «Долой гомиков из эфира!» «Каких таких гомиков?» — спрашивает там кто-то. «Да вот этих самых, это я про Бучча, — объясняет ему кто-то, — Кипелов рулит!» А вообще-то мы эти извилины людям совсем запутали. Столько говна на мою голову, и это я вот для них пою, значит.
Мне любопытно, а поддерживающие силы там есть и кто в итоге будет кого?
Самое смешное, что у меня в голове полно и мыслей, которые стоило бы записать, и событий, и — даже страшно сказать — чувств. Просто что-то не складывается и мешает, как плохому танцору…
А девушка, которая просила встретить, написала, что это была первоапрельская шутка.
А про Питер я потом допишу…
4 апреля 2003 года
Питер. Воспоминания.
Накануне мне подарили массу прикольных украшений — всякие цепочки и солнышки. Чтобы носить и выглядеть, как прикольный артист. Все улетело в порыве в зал на концерте в Питере. Алисин ошейник с шипами, скорее всего, будет носить гитарист Руслан, потому что он сказал, что ему больше идет. Не горюй, Алиса, иногда он будет давать мне его надевать.
Страницы частной жизни. Мы едем в машине по трассе Питер — Не-скажу-какой-город. Трасса называется «взлетка» — на нее, если что, могут аварийно садиться самолеты. Вот было бы здорово: едешь, а тебя обгоняет самолет.
Не-скажу-какой-город совсем маленький, но очень прикольный, весь в горку, и дома как будто пленные немцы строили, или шведы, или финны. Или у нас не было пленных шведов?
Поздно ночью мы ходили с не-скажу-кем вокруг дома с чашкой кофе в руке. Прохожие казались подозрительными.
У не-скажу-кого есть стеклянные штуки на столе. Можно сидеть и перебирать их пальцами. Можно засунуть парочку в карман и тихо увезти. Потом в поезде встретить ноющего младенца и отдать ему одну. Младенец резко перестанет ныть, утащит добычу в угол и затихнет надолго. До пяти утра, когда он заорет на все купе, и мать унесет его в темноту. Кажется, что младенец бежит за поездом в окне, но это кажется, потому что затихшего младенца укладывают на полку сопящим со стеклянной штукой, по-прежнему зажатой в кулаке. Когда перевели время, все еще спали.