Интернет позволяет не париться над знаками препинания. Вот уже много лет мне плевать на большинство запятых, даже не знаю, как в приличном обществе показаться.
У нас в подаренном офисе постоянно кипит жизнь. Теперь, когда много курьеров, они все бегают туда-сюда с пакетами и постоянно сталкиваются со мной, но никто ничего не говорит почему-то. И даже почему-то не здороваются — я их смущаю, что ли?
В офисе есть две доски — как школьные, только белые. Мы там все время что-то пишем. Что-то разное. Сегодня там написано слово «клип».
Ваня Шаповалов сказал, что готов его снять, если я найду не-скажу-сколько денег. А было бы хорошо, чтобы он его снял. Меня то есть снял.
Прослушали эфир «Нашего радио». Он нужен.
Хочется спать. Завтра у меня съемки на МТV — про здоровье нации что-то. Будь здорова, нация.
8 апреля 2003 года
Моя семья болеет бронхитом. Я хожу туда-сюда с каплями и отваром из корней солодки, но кашель не смолкает. Я кого-то убью. Или заставлю выздороветь.
Чужая аскорбинка прожгла случайно дырку в языке. Теперь я думаю, как бы туда не залетели бактерии и как бы это мне не заболеть рикошетом.
«Теория и практика выживания в шоу-бизнесе»
Сегодня мной была прочитана трехчасовая лекция о законах жизни российского шоу-бизнеса. Обращайтесь, граждане, профессор Бучч читает курс.
Ну-с, начнем с первого закона. Продвигается не музыка. Продвигается идея (выраженная либо в музыке, либо в личности, либо в идеологии) плюс эффективный менеджмент плюс нужное количество денег вовремя. Пример: если бы мы сняли клип на «Чувства на волю», где б мы сейчас были?
Закон второй. На продвижение влияет либо безумие, либо отношения. Краткий пример: группа «З» будет продвигаться, несмотря на низкий фактический рейтинг в голосовании, потому что у ее звукозаписывающей компании долгие и прекрасные отношения с радиостанцией, то есть с ней, этой группой, пока она на этом лейбле, все будет как надо. Звоню на наш лейбл сегодня: алло, говорю, а мы, а за нас кто вступится? Безумие — это когда прешь не разбирая дороги и все уступают тебе путь. И нету денег, и нету продюсеров, а есть только вера в то, что ты прав в своем безумном прорыве. Проблема в том, что не получается охватываться священным безумием надолго.
Закон третий. Никогда ни с кем не порть отношений. Например, однажды на одном большом фестивале не очень трезвый гитарист прямо в эфире национального канала назвал одну группу, которая считается столпом рок-музыки, «толстомордыми ублюдками». Началась буря: «Никогда на одной сцене… я пришлю своих ребят… да кто он такой… все дороги закрыть…» Потом совсем не виновник инцидента поехал к продюсеру славной группы-столпа, тоже столпу, только продюсирования, и извинялся, и говорил: «Был не трезв, погорячился, с кем не бывает», и валялся у того в ногах в разнообразных живописных позах. Но через пару месяцев другой человек из той же группы, чей гитарист, — кто-то от администрации группы, дал по морде главному режиссеру еще одного крупного фестиваля. К слову сказать, обе они были девушками, что делает историю еще безобразнее. Но ведь — хоть ты тресни — это твоя репутация, и нечего удивляться, что люди, которые работают с тобой, — это ты, и ты отвечаешь за все, что они делают во внешнем мире от твоего имени. Потом опять всякие: «Да-да, конечно, это откровенное хамство… разговор с радиостанцией продолжится только после того, как вы извинитесь…» Ну и извиняюсь, извиняюсь, извиняюсь.
Короче, не делайте так…
Про мою жизнь сразу по приезде в Москву…
Комнату мне сдавала хитрая старушка — научный работник. Когда я, неопытный лимитчик, и агент из риэлтерской конторы уходили после осмотра ее квартиры, хозяйка сунула мне записку с номером своего телефона и со словами: мол, деточка, позвоните мне, договоримся. Ну вот мы и договорились. Она собирала лягушек. Неживых, слава богу. То есть всяких глиняных, заводных, плюшевых. У меня было ощущение, что она и сама слегка напоминала лягушку, но, может, это мне казалось от злобности характера.
Времена у меня тогда были трудные, это точно. Я помню, что у меня были желтые осенние ботинки, купленные по случаю, которые были покрашены черным обувным кремом и служили во все сезоны.
Одна моя работа громко называлась «программный директор телеканала». Телеканал был дециметровый, на нем работало шесть человек. Моей задачей было доставать программы, чтобы их показывать. Кто его смотрел — непонятно. Перед моим уходом оттуда мой начальник сказал: «Подожди, не уходи, мы вот-вот станем крутыми. Нас купили американцы, и теперь мы будем называться «Си-ти-си». А я ему: «Нет, уже не могу, перспективы мне нужны шире». А канал таки стал хорошим, теперь СТС называется.
Другая работа была в одной израильской конторе. Описать мои функции сложно. Четко описывалась зарплата — 80 долларов. Еще надо мной все время висела угроза сокращения зарплаты.
Строго говоря, мне было почти все равно, что делать, потому что кровь из носу надо было заработать на учебу и жилье. Отлично сложилось, что все работы были по специальности, то есть журналистские.
Когда меня уже потом будут спрашивать журналисты: «А где вы пели раньше?», я отвечу: «В программе «Время».
12 апреля 2003 года
«Встану»
Как появилась песня?
Давай придумай красивую легенду, людям нужны легенды, правда людям совершенно неинтересна.
Ну, значит, иду я по темному переулку, времени совсем немного, но уже темно. И вдруг из-за угла — два пьяных лба с гитарой на плече. «Дай закурить». — «Не курю». И тут один из них — ба-бах и надевает мне на голову гитару. Это, кажется, испанский воротник называется. Гитара разлетелась вдребезги. Мне показалось, что голова тоже. «Да вы что, сдурели? За что?» — «А мне показалось, что ты нам угрожаешь», — сказал один из них.
Был турнир по боксу. Одного парня измочалили совершенно. Но он все вставал, и вставал, и в итоге выиграл.
Один знакомый человек, большой мастер по дзюдо, сказал мне вещь, которая имеет для меня глубокое, страшно сказать, философское значение: «Бороться можно и лежа». Это он про дзюдо говорил без задней мысли…
Надеюсь, Иван Шаповалов простит мне разглашение этой информации? Короче, Иван сказал, что ему понравилась песня «Встану» и он готов снимать на нее клип. Надо сказать, что это очень здорово и даже беспрецедентно, потому что Ваня не снимает никому, кроме своих команд — «Тату» и «7Б». — «А что для этого нужно?» — «Найди пятьдесят тыщ». Фигня какая, дело за малым. Где вот только бы мне их?
Значит, песня. Период затянулся. Длился уже полгода. Все было плохо. Звукозаписывающая компания отпугнула новых инвесторов, которые хотели выкупить группу, под соусом, что «такая корова нужна самому». При этом сами они не торопились ни выпускать альбом, ни хотя бы называть дату его выпуска и не предпринимали никаких других шагов по продвижению группы. Несите, типа, ребята, песню, в которую мы поверим. О’кей, принесли около десяти новых песен. Надо понимать, что делались они не один день, а кучу, кучу дней. Но ничего не нравится.
Хрен с вами. Ладно. Отнесу, думаю, на радиостанции какие-то песни, которые там еще не слышали, и если они возьмут что-нибудь, то компания поддержит, так как риски все уже будут погашены мной. Недели мы договаривались о встрече — станции не торопились, недели шли. Потом радиостанции одна за другой сказали: ребята, вы нас разочаровали, нам не нравится, что вы нас лечите и учите, надоел вообще депрессняк, хочется позитива. Да какой, говорю, на фиг, депрессняк, вы что, ребята, это же и есть позитив!
Никакой это не позитив, твердо сказали станции. Отправляйтесь и ищите позитив, если хотите с нами дружить.
И тут пацаны в группе один за другим сказали: ты, конечно, как хочешь, но если альбом не выйдет весной, причем так, чтобы был резонанс, мы ищем другую работу. Это они сказали сразу после Нового года. Ну и типа месяца через два народ услышал и мои ответные речи, что если хотите, то меня тоже это все достало, и что я на самом деле хочу совсем другого, и мне надоели эти вечные компромиссы коллективного движения и то, что мне все время говорят, что и как делать. И все стало совсем плохо. Мы перестали репетировать. А тут еще и деньги кончились.