Группы медиков бегали от палаток к баррикадам туда и обратно каждые пять минут; возвращаясь, несли тела людей накрытых белой решётчатой тканью. Снова и снова, тело за телом, труп за трупом. Люди молчали, а винтовки стреляли.
15 февраля.
Утром привели первых военнопленных. Два молодых парня в разорванной одежде и один командир на вид лет сорока пяти, может слегка старше. Выглядели напуганными, взгляды чуждые и стеклянные, пустые и взволнованные. Их выстроили в линию возле полуразрушенной кирпичной стены и приказали молча выжидать, не вытворяя глупостей и не создавая проблем. Полчаса они простояли прикованные к земле, практически не шевелясь, только порывы ветра немного наклоняли их в стороны, да мороз заставлял шевелить ногами, дабы не окоченеть. Один из парней попросил попить воды, охраняющий солдат на посту предложил отхлебнуть немного из фляжки. Ждать им оставалось недолго.
Из офицерской палатки вышел высокий широкоплечий мужчина с длинным шрамом, тянувшимся от правой части щеки практически до нижнего века. С ним несколько рядовых солдат, вместе они направились в сторону ожидающих своей участи пленных. Банк, в котором находился я с другими гражданскими людьми, располагался на расстоянии, не позволяющим вполне отчётливо или хотя бы частично услышать разговор, загоревшийся между ними.
Офицер что-то долго им объяснял, при этом он сверлил взглядом парня стоящего посередине, явно выражал ненависть по отношению к нему. Закончив поучительную речь, на лице одного из пленных сверкнула искренняя насмешка, после чего он харкнул прямо в офицера, попав в шею.
Три синхронно сделанных выстрела из винтовок в одночасье оборвали жизни трёх людей, их будущее было уничтожено.
С момента начала гражданской войны прошло уже несколько суток, мои уши слышали достаточно взрывов и выстрелов, чтобы привыкнуть к этим хлопкам и шуму, но моё тело всё ровно вздрогнуло как будто в первый раз. «Господи, что же это», сказала одна из женщин сидящая на большом деревянном стуле, она крепко прижала к себе ребёнка проснувшегося от хлопка, ребёнок начал хныкать. Старик с другого конца банка быстро встал и побрёл к выходу, попутно ругаясь про себя. Его жена, сидящая рядом с ним, резко соскочила со своего места и схватив за плечо, принялась умолять просьбами остановиться и никуда не выходить ради своего же блага. Они немного постояли, обнявшись и нежно примкнув, друг к другу, затем вернулись на свои места, и присели на подушки, лежащие возле стены на полу. По щекам женщины катились слёзы, по щекам старика слёз было ещё больше.
16 февраля.
Напряжённость сражений то утихала, то разгоралась с новой силой. Медики с линии фронта приносили удвоенное количество свисающих рук с кушеток, уверенность в глазах вооруженных людей, которых народ просто прозвал «солдатами» снижалась, это было заметно невооружённым глазом. Начальники и командиры далеко не дураки, они ясно замечали падающий боевой дух среди своих воинов.
Один, два раза в день выступали с пламенными речами, отчего молодые парни воодушевленные сиюминутной идеей борьбы за правое дело рвались в бой, после чего вновь возвращались опустошёнными как физически, так и морально. Я же мечтал, чтобы всё это поскорей закончилось.
Множество юношей сами предлагали свою помощь, надевая военную робу и плотно прижимая к груди выданное оружие. В местах массового скопления людей начали часто заходить агитаторы, предлагающие, за правое дело сразиться с недругами, обещали достойное вознаграждение и награды в будущем, после того как всё закончится. Многие на предложения соглашались, другие махали рукой или же просто прятались, где могли.
В первые дни, как я уже говорил, покинуло укрытие огромное количество добровольцев, вчера же не вышел практически никто. После этого «несогласных» стали силой засовывать в военные формирования, вручать оружие и кидать в бойню как скот. Их взгляды полные страха и ужаса я не забуду никогда.
Что касается меня – то мне сильно повезло, ибо в детстве играя с друзьями на детской площадке и, веселясь, катаясь с горки, упал и повредил коленный сустав, с тех самых дней передвигаться могу только с костылём и прилагая большие усилия.
Предаваясь дремоте и прислонив затылок к скрипучей ножке переговорного стола, меня толкнул ногой в грудь вошедший солдат. «Вставай, нам нужны лишние мужские руки» приказным тоном сообщил мне ополченец, наблюдая на меня сверху вниз, как бы смотря свысока. Левой рукой я приподнял костыль, сжатый в крепко моей руке и показывал его ополченцу, протянув кверху, он гневно взглянул мне в глаза и отправился прочь.