«Холмс поднялся к себе, и скоро из его комнаты послышались звуки скрипки, что каждый раз неопровержимо свидетельствовало о том, что у него опять начался нервный припадок»
«Мужчина неподвижно стоял за ширмой и, судя по его скрытному поведению, можно было сделать вывод, что он от кого-то прячется».
« - Кроме того, вы, наверное, заметили, что от бумаги пахнет парафиновым воском, кофейными зёрнами и, возможно, бананами.
— Обычное дело, - согласился я»
«Холмсу, казалось, доставляло удовольствие сидеть в своей паутине, дожидаясь свежих жертв».
«Мадемуазель Рено сидела в кресле перед зеркалом, в то время как её прекрасная тёмная голова покоилась на туалетном столике посреди пудрениц и склянок с духами…»
«Заметив, что узкая грязная дорога ведёт в тупик, Холмс натянул вожжи и радостно воскликнул:
— Похоже, мы у цели!»
«Я отодвинул занавеску и, стараясь оставаться незамеченным для дежуривших внизу наблюдателей, по пояс высунулся из окна»
«В комнате сидел седовласый мужчина с живыми, весёлыми чертами лица, говорящими о его склонности к выпивке, буйству и панибратскому обращению…»
« - И по замыслу, и по организации это похищение имеет целью привлечь к себе внимание, которое может оценить по достоинству только такой выдающийся ум, как мой!»
«Я решил последовать за ним при первых же появившихся в моих руках деньгах, но деньги как-то всё не появлялись».
«Хозяин дома оказался дюжим малым в рубашке без пиджака и крахмального воротничка, но с брюками»
«Эта новость обрадовала меня настолько, что заставила сесть на стул»
«На фасаде заведения было написано «Самуэль Галденбум». И действительно, встретивший нас пожилой владелец ломбарда оказался Самуэлем Галденбумом»
«Рядом с камином, в котором весело подпрыгивали поленья, располагалась печь, которая
стремилась выдвинуться вперёд, как бы подчёркивая тем самым своё положение»
«Это был самый настоящий живой тигр, который перестал быть таким благодаря дрессировке»
«Домохозяйки выглянули из окон, и всё вокруг вдруг стало незнакомо чарующим»
«Холмс взял со стола адресованное ему письмо и поднёс его к глазам – несомненно, для того, чтобы прочесть, что там написано»
«У меня уже не было сил обращать внимание на людей, которые то появлялись, то
исчезали перед моим мысленным взором»
«Безусловно, мы имеем дело не с простым негодяем, а со злобным изощрённым умом, какие встречаются крайне редко, и притом только во Франции!»
« - Лишь по счастливой случайности, - сказал Холмс, - нам удалось обнаружить принадлежавшую нашей клиентке серебряную подвеску. Иначе её погребли бы заживо, и ни одна живая душа не узнала бы об этом страшном преступлении!»
« - На самом деле, мой дорогой друг, ничего не стоит взять письмо с собой в город и опустить его в почтовый ящик.
— Вы уверены, что хотите поручить это мне? – удивлённо воскликнул я, встревоженный столь неожиданной перспективой.
— Вряд ли я смогу сделать это лично. Мой облик достаточно хорошо всем известен….»
________________________________
Источники цитирования:
Вэлл Эндрюс. Кража из Тауэра. - За исключением двух-трёх забавных фраз, здесь процитированных, - унылый незанимательный бред, настолько бессмысленный, что это даже не смешно
Генри Сандерс. Таинственный сундук и другие рассказы. Шедевр графоманского искусства, где каждое слово – сущий перл.
Мерилин Хоуэлл. Дело о шантаже. - Совместный шедевр автора и переводчика. Такое
ощущение, что они трудились в тандеме. Во всяком случае, трудно оценить, чей вклад больше.
Джон Норт. Похищение герцогини. – По языку, пожалуй, самая приличная вещь из всех, но и её никак невозможно рекомендовать к прочтению
Джулиан Коллинз. Шеролк Холмс. Новые приключения. - Один из главных источников цитирования.
17 август 2011 г. О блокнотиках и принудительном эскапизме
Вообще-то, я не спирит, не буддист и не ролевик.
Я не верю в переселение душ, не верчу столики и ни разу в жизни не была на Эгладоре. Если честно, я всё это почему-то не люблю.
А ещё я почему-то терпеть не могу русский модерн и вообще – весь этот перелом веков в отечественном исполнении. Никакого серебра я там не вижу, хоть убейте, – одна аляповатая бижутерия. Всё холодно, вычурно, тоскливо, тяжеловесно и пахнет бутафорским склепом. Поэтому я, наверное, и Акунина не очень люблю.
А люблю я – знаете, что? Когда мне дарят красивые блокнотики для записи всяких хороших Мыслей. И мне их довольно-таки часто дарят. Правда, ни в одном из них мне так до сих пор и не удалось ничего написать. Но это абсолютно не моя вина – так уж получилось.
Сначала мне подарили роскошнейший бархатный том, весь в гербах, штандартах и королевских лилиях. Увидав такое дело, Мысли застеснялись, затоптались сконфуженно возле переплёта и так и не отважились поднять руку, чтобы постучаться. Когда же я попыталась их приободрить, они стали кашлять, шаркать калошами и прятаться друг у друга за спинами. А потом самая смелая из них призналась, что они не смогут там жить – им неловко. Это всё равно, что жить в музее. Я их поняла и не стала настаивать, а вместо этого попросила у друзей, чтобы они мне подарили ещё какой-нибудь блокнотик. Притворилась, как будто я их коллекционирую.
И мне подарили ещё один блокнотик, не такой бархатный, зато весь в виньетках, розетках, амурчиках и до того галантных сценках, что я радостно запунцовела и уже совсем было занесла над ним игриво подрагивающее перо, как вдруг это самое перо вздохнуло, сморщилось и заметило с укоризной: «Староваты вы, сударыня моя, для ТАКИХ мыслей». Я, конечно, возмутилась, но руку придержала. А Мысли тут же непотребно захихикали, стекли с пера на скатерть и, пощипывая и подталкивая друг друга, умчались в открытое окно. С тех пор они бесконтрольно шастают где-то по окрестностям, и мне уже рассказали про их похождения много нехорошего. Но этим сплетням я не поверила, а вместо этого попросила у друзей, чтобы они мне подарили ещё один блокнотик. Ну, типа, я же их коллекционирую.
И вот тогда-то мне и подарили блокнотик в стиле модерн. Честно признаться, в одном из худших образцов этого и без того безотрадного стиля.
И вот я села перед ним и поняла, что в такой блокнот могла бы писать только какая-нибудь, к примеру, Христина Францевна Вербицкая, урождённая Вандерфогель, дочка провизора, работавшего у Феррейна, и вдова виноторговца Петра Фаддеевича Вербицкого, - толстая обрусевшая немка с врождённым тевтонским тугодумием и благоприобретённой московской ленью и несобранностью. Вот ей было бы не стыдно записывать в такую книжицу свои скудные немецкие мыслишки… о хозяйстве там, о домашних покупках, о детях, наконец… Ах, да! Детей-то у неё и нету, вот ведь жалость. Пётр Фаддеич умер рано, она и опомниться не успела, даже и замужем-то себя толком не почувствовала, как – на тебе, уж и вдова! И вот уже лет пятнадцать, как вдовствует, и замуж не выходит, и детей нет, и дела никакого нет, - бедняжка, скука, должно быть, смертная.... Но Бог с нею, она всё равно непременно найдёт, что туда написать. А я, пожалуй, схожу покуда к Корину в писчебумажную лавку и сама присмотрю себе какой-нибудь блокнот по СОБСТВЕННОМУ вкусу.
И я тяжеловато спустилась по лестнице, подбирая юбки. Вышла из парадного и услышала, притворяя за собой дверь: