— Не смотри на меня, брат, - говорил ему аббат Бернард. – Я ничтожный грешник и клятвопреступник. Мой Господин ждал меня сегодня к себе с полуночи до рассвета, а я так и не пришёл к нему, занятый греховной пирушкой. Подумать только, – кто я такой, чтобы заставлять Его ждать, – а потом ещё и вовсе не являться на встречу с Ним? Ну, ты, брат, положим, тоже хорош – я сам видел, как ты доедал во дворе то, что осталось от нашей нечестивой трапезы. Но ты-то хотя бы не давал обета воздержания.
Сказав так, он лёг в снег лицом вниз и лежал так, не шевелясь. Братья поняли, что к чему, и с великой неохотой и содроганием тоже опустились на мёрзлую землю и легли на неё, покаянно уткнувшись лбами в ледяную корку. Грач прошёлся вдоль их рядов с суровым и отрешённым видом, затем вспрыгнул на спину брату Конраду и, подумав, долбанул его клювом в затылок.
— Прости меня, брат, - сказал брат Конрад, - ибо я разбойник и клятвопреступник. Я один во всём виноват – это я соблазнил моих братьев, и они ели. И тебя, получается, я тоже соблазнил, и ты тоже ел.
Грач хмыкнул и перепрыгнул с него на чью-то другую согбенную спину, потом на третью, на четвёртую, и каждый из монахов каялся ему в своём грехе. Обойдя таким образом всех распростёртых на земле братьев, грач зашёл в приоткрытую дверь храма, взлетел на подоконник над алтарём и уселся там, нахохлившись и встопорщив перья. Тусклое солнце освещало пустые хоры, тишина висела под куполом, только ветер гудел где-то наверху, на колокольне, да звенели капли, падающие с крыши.
2005/11/05 Мой друг Антон
Мой друг Антон – человек сложный и непредсказуемый. Кое-кто считает его изрядным снобом и выскочкой. Где-то это так, конечно, но всё же – это не совсем справедливая характеристика. Просто к своим неполным восьми годам он ещё не научился быть куртуазным и не вседа считает нужным скрывать свои истинные мысли и ощущения.
В три года.
— Давай играть! Ты будешь милиционер. Только не такой злой, как в природе.
При этом сам зачастую ведёт себя как заправский милиционер. Мы едем с ним в лифте; лифт останавливается, входит соседка.
— Ой, какой мальчик хорошенький! Как тебя зовут, детка?
— Ермаков Антон Дмитриевич, - сухо отвечает он, – а ваша как фамилия?
Тётка вымученно улыбается:
— А меня зовут тётя Лиза...
— Нет, вы скажите, как ваша фамилия! И какой номер квартиры!
Двери лифта разъезжаются, и соседка пулей вылетает наружу.
В четыре года.
— Мам, включи мне плохие новсти. Я люблю смотреть на правительство. Только сама не смотри, а то опять будешь плакать и матом ругаться.
Мальчику, замахнувшемуся на него палкой:
— Что ты делаешь, безумец?!
В пять лет.
— Мы сегодня в садике в вышибалу играли. А я не играл. Мне велели на скамеечке сидеть. Потому что я всю команду назад тянул, и ещё куда-то подводил.Только я не понял, куда.
— Тебе обидно было?
— Да нет, мне ж было некогда обижаться. Я сидел и думал.
— О чём же.
— О членистоногих. Об их классифици... кации...
В шесть лет.
— А у нас сегодня утреник был в детском саду. Мы представление разыгрывали. Только мне большую роль не дали. Сказали, что я не все буквы хорошо выговариваю.
— Ну, и ты расстроился?
— Не очень. Пьеса-то, знаешь, слабая.
— А хоть какую-то роль тебе дали?
— Воспитательница дала щит и сказали, что я буду русский витязь. Ну, я не стал ей объяснять, что такие щиты были только у наёмников...
Он знает, что женщинам объяснять такие вещи, как правило, не только бесполезно, но и небезопасно. Хотя удержаться может не всегда.
— Тоша, опять ты поспорил с воспитательницей? Что у вас произошло?
— Я не спорил. Я просто сказал, что существование Бога научно не доказано. А она стала говорить: вот, Антон считает, что Бога нет. А разве я так сказал? Я сказал: существование Бога научно не доказано. Но это совсем не значит, что его нет. Как раз наоборот.
— Представляешь, я у неё спрашиваю: чем готы отличаются от гуннов. Ну, я правда же этого не знаю! А она мне говорит – что ты всё какие-то глупости спрашиваешь, лучше бы научился шнурки как следует завязывать. А я их завязываю. Просто они сразу сами развязываются.
2005/11/08 Остров Скадан
О Марфе и Марии
В конце мая остров Скадан благоухал, как Райский Сад – цветущей сиренью, диким жасмином, свежевскопанной землёй, навозом и дымом от костров, которые монахи жгли вокруг грушевых деревьев, чтобы спасти их от ночных заморозков. Огни этих костров светились над тёмным озером, отражаясь в нём рассыпчатыми пылающими пятнами; дым стелился над водой, постепенно превращаясь в белёсый туман и укутывая всё озеро от края до края. В эти дни в глубине озера пробуждались древние чудища, похожие в одно и то же время и на птиц, и на рыб, и на средней величины драконов. Они с плеском выныривали на поверхность и подплывали поближе к острову, ибо их, в отличие от других животных, огонь не отпугивал, а, напротив, восхищал и манил к себе. Монахи кормили их овсяным супом, оставшимся от дневных трапез, и майскими жуками, отловленными в саду.
Однажды утром один из братьев, с самого рассвета безуспешно занимавшийся рыбной ловлей, увидел, как к острову плывёт ладья, и великое удивление охватило его, поскольку ладьёй этой никто не управлял и она двигалась по воде сама по себе. В смятении он кинулся в монастырь, чтобы позвать других монахов и показать им это чудо. И братья прибежали на берег и дивились, глядя на пустую ладью без паруса и без вёсел, и рассуждали между собой, что в ней, должно быть, лежит какой-нибудь языческий вождь, недавно скончавшийся и отправившийся в последний путь в лодке, согласно старинному варварскому обычаю. Пока они толковали об этом, лодка подплыла к острову и ткнулась носом в прибрежный песок. Не без страха братья приблизились к ней, сотворили крестное знамение, заглянули внутрь и увидели, что на дне её лежат вёсла, а рядом с ними спит некий человек, одетый в иноческое платье. Не переставая изумляться всему этому, они разбудили спящего и спросили, кто он такой и почему он так беспечно спит, в то время как его лодка плывёт сама по себе, рискуя перевернуться или разбиться о скалы.
— Меня зовут Экхард, и я прибыл в вашу обитель из Констанца, - ответил инок. – По дороге меня сморила усталость, и я лёг и уснул, попросив перед этим Господа, чтобы Он направил мою ладью, куда следует, и охранял её в пути от всяческих невзгод и опасностей. Поверьте, братья мои, с таким кормчим я мог спать, сколько угодно, и ни о чём не тревожиться.
Монахи приняли брата Экхарда с большим радушием, потому что давно слышали о нём как о знаменитом проповеднике и чудотворце. Они проводили его к аббату Бернарду и с восторгом рассказали тому о чудесном прибытии нового инока, на что аббат Бернард сказал:
— Любезный брат мой Экхард, я рад приветствовать тебя в нашей обители.
И будь уверен, дорогой мой брат, что если бы ты был моим монахом, то отведел бы у меня сейчас хороших розог. Ибо можно понять человека, который во время кораблекрушения или иного бедствия призывает Господа и полагается во всём на Его помощь, но поистине дерзок и непочтителен тот сын, который заваливается спать, посадив на вёсла своего Небесного Отца.
В ответ на это брат Экхард только улыбнулся, поскольку был уже немало наслышан о вздорном характере здешнего настоятеля и заранее готовился к подобному приёму.
В последующие за этим дни брат Экхард не раз удивлял братьев своей кротостью, рассудительностью и глубоким благочестием. Почти всё своё время он проводил в часовне, преклонив колени перед Святыми Дарами, или у себя в келье, погруженный в молитвенное созерцание перед Распятием, или же в храме на богослужении. Многие из братьев спрашивали его, как ему удаётся достичь столь совершенного просветления, он же только улыбался и говорил в ответ: