В тот вечер я написал своей невесте короткое письмо, в котором осторожно сказал: «Я хочу выждать пару дней, прежде чем поговорить об этом, но, вполне возможно, у меня только что впервые в жизни было настоящее религиозное переживание».
Из книги «Разочарование в Боге»
28 октября
Измятое фото
В один из отпусков я навестил свою маму, которая живет от меня за тысячу с лишним километров. Мы сидели и вспоминали о событиях далекого прошлого, как это часто бывает в беседах матери и сына. И конечно же, с полки шкафа была спущена большая коробка со старыми фотографиями. Эта рассыпавшаяся по столу беспорядочная груда бумажных прямоугольников хранила в себе все вехи моего пути от рождения до юности: снимки в костюмах ковбоя и индейца, роль кролика в спектакле в первом классе, мои детские домашние любимцы, бесконечные репетиции за пианино, выпускной в начальной школе, потом — в старшей школе, и, наконец, — в колледже.
Среди этой груды я нашел фотографию какого-то малыша; на обороте было написано мое имя. В самом портрете не было ничего необычного. На вид я был как любой младенец: пухлощекий, наполовину лысый, с диковатым, рассеянным взглядом. Но фото почему-то было измято и потрепано, как будто оно побывало в зубах у одной из тех собак из моего детства. Я спросил у мамы, почему она сохранила такой покалеченный снимок, если у нее было столько других в нормальном состоянии.
Вы должны кое-что узнать о моей семье. Когда мне было десять месяцев отроду, мой отец заболел спинальным полиомиелитом поясничного отдела и через три месяца умер — сразу же после моего первого дня рождения. В свои 24 года он оказался полностью парализованным, и его мышцы настолько ослабли, что ему пришлось жить внутри большого стального цилиндра, выполнявшего функции легких. Моего отца навещали совсем немногие. В 1950 году вокруг полиомиелита была такая же истерия, как сегодня — вокруг СПИДа. Единственным верным посетителем была моя мама, которая садилась в определенном месте, чтобы отец мог видеть ее в зеркальце, прикрученном к стенке его железного «легкого».
Мама объяснила, что сохранила эту фотографию, как память, потому что во время болезни моего отца она была прикреплена к цилиндру, в котором он лежал. Отец попросил, чтобы мама принесла ему свою фотографию, а также — двух его сыновей, и маме пришлось зажимать эти снимки между какими-то металлическими деталями. Этим и объясняется столь плачевное состояние моей детской фотографии.
(Продолжение см. 29 октября)
Из книги «Разочарование в Боге»
29 октября
Кто-то рядом
(Продолжение от 28 октября)
После того, как отец попал в больницу, я редко его видел, поскольку детей в полиомиелитные палаты не допускали. Кроме того, я был тогда настолько маленьким, что, даже если бы и пустили, у меня об этом все равно не сохранилось бы никаких воспоминаний.
Когда мама рассказала мне историю этой измятой фотографии, во мне поднялось необычное, сильное чувство. Было странно осознавать, что обо мне заботился кто-то, с кем я, в определенном смысле, даже никогда не виделся. Последние месяцы жизни мой отец проводил долгие часы, глядя на эти три изображения членов его семьи — моей семьи. В поле его зрения больше ничего не было. Чем он занимался целыми днями? Молился о нас? Безусловно. Любил нас? Да. Но как может парализованный человек выразить свою любовь — особенно, когда к нему в палату не допускают его собственных детей?
Я часто думаю об этой измятой фотографии, поскольку она — одна из немногих ниточек, связывающих меня с тем незнакомцем, который был моим отцом, — незнакомцем, умершим куда более молодым, чем я сейчас. Этот человек, которого я совершенно не помню, и о котором у меня не осталось никаких сенсорных впечатлений, дни напролет думал обо мне, посвящал себя мне, любил меня, как только мог. Наверное, каким-то непостижимым образом, он делает это и сейчас в другом измерении. Думаю, у меня еще будет время, много времени, чтобы возобновить взаимоотношения, которые так жестоко оборвались, едва начавшись.
Я вспомнил об этой истории потому, что чувства, вызванные у меня измятой фотографией из маминой коробки, в точности совпали с теми, которые я испытал февральским вечером в общежитии колледжа, когда впервые поверил в Бога, Который есть любовь. Я осознал, что есть Кто-то рядом, и Он наблюдает за тем, как разворачивается жизнь на нашей планете. Более того, этот Кто-то любит меня. Это было удивительное чувство ничем не сдерживаемой надежды — чувство, настолько новое и переполняющее, что оно казалось вполне заслуживающим того, чтобы ради него рискнуть жизнью.