Что-то я сегодня все ухожу и ухожу от темы. Мой учитель словесности был очень недоволен. Он говорил, что в письме важна последовательность и четкость.
Словом, я поднесла чашку к губам и разрыдалась. Чашка тотчас наполнилась через край, и миндальный кофе хлынул на скатерть и мне на платье. Папа вскочил со своего места и бросился ко мне. Сперва я испугалась, что он снова вытащит меня из замка — такие страшные были у него глаза. Даже волосы на затылке заныли. Они научились чувствовать наказание и болеть заранее. Но папа не стал меня наказывать. Он неожиданно меня обнял крепко-прекрепко. Это было очень странно, потому что впервые. Царям не положено обниматься. А тут у меня аж плечо хрустнуло. Не больно хрустнуло, а как-то, можно сказать, что и приятно. Потом я почувствовала на шее что-то мокрое и поняла, что папа снова плачет. Он плакал, и то гладил меня по голове, то обнимал за шею так крепко, что я пару раз слегка теряла сознание. Наконец папа успокоился и обмяк на полу, обняв меня за колени. Таким измученным я его никогда не видела. Словно слезы вымыли из него все силы.
Я постаралась, как могла, его отвлечь. Это лучший способ прекратить слезы. Нянечка всегда рассказывала мне какую-нибудь сказку или пела песенку. Поэтому я сползла на пол рядом с папой, обняла его и спела самую веселую из известных мне песенок. Про серого козлика. Я пела и тихонько покачивала папу, как ребенка. А он слушал. А когда от козлика остались рожки и ножки, папа утер лицо, поднялся на ноги и достал телефонный справочником. Открыл его на букве «П — палачи» и начал всех подряд обзванивать. Давно пора. Царь без палача — нонсенс.
Я очень люблю слово «нонсенс». Оно такое загадочное и похоже на книксен. И слово книксен я тоже обожаю. Жаль, что они такие редкие, не часто удается ими пользоваться. Это так приятно, что я напишу их еще раз. Нонсенс. Книксен. Нонсенс. Книксен. Прелесть!
Ну вот, я снова забыла указать, когда и отчего плакала. А это очень важно. Наш придворный психоаналитик на этом настаивал. И дневники вести изначально меня заставлял он. Сперва мне ужасно это не нравилось. Во-первых, было очень лень и хотелось по вечерам спать, а во-вторых, из-за этих дневников мне приходилось плакать дважды: первый раз по-настоящему, когда кого-то или что-то жалко, и второй — все это вспоминая и записывая. Я вела дневники и очень злилась на придворного психоаналитика. Никак не могла понять, зачем он меня так страшно мучает. И когда психоаналитик внезапно скончался голодной смертью, я обрадовалась, что больше мне не придется себя насиловать. Но уже на третий вечер села и записала все-все за оба пропущенных дня. Привычка. Нет, больше чем привычка. Оказалось, что не записанные дни остаются у меня в голове, а это очень тяжело — носить внутри такую тяжесть.
Так вот, я плакала весь день. Потому что сперва было жалко маму, а потом папочку. Вообще, до сих пор не могу понять, зачем психоаналитик так тщательно докапывался до причины моих слез. Я ведь ему всегда говорила правду, потому что жалко того-то и чего-то, то-то и се-то. Недоверчивый был человек.
Сегодня папа был очень оживлен и активен. Утром велел мне обвести этот день на календаре красным кружочком. Сказал, что объявляет его государственным праздником тысяча восемьсот пятнадцатого царского указа. И весь день бегал по дворцу, суетясь по хозяйству. Что-то подкрашивал, приколачивал, подтачивал и шкурил. Я сразу поняла, что он готовится к царскому приему. И точно, к обеду начали подтягиваться кандидаты в палачи. Папа с каждым проводил закрытое собеседование. А остальные длинной очередью сидели в коридоре. Я на них смотрела, не отрываясь. Они ведь очень интересные — палачи. Все по-разному одеты. Палачи с топорами носят красные колпаки с прорезями для глаз. А палачи-вешальщики — белые балахоны. Палачи-утопители одеваются исключительно в зеленый, а отравители в желтый. Мне никогда не доводилось видеть столько палачей одновременно. Они чинно сидели, сложив на коленях чехлы и чемоданчики со своими инструментами. И были все такие разные и красочные, что наш коридор очень походил на переездной цирк в момент, когда артисты, уже одетые и загримированные, ждут за кулисами своего выхода на манеж. И мне наконец-то стало понятно, отчего народ так любит ходить смотреть казни. Это очень зрелищно.