Последняя прогулка была по самому Петербургу. Это уже было во второй половине мая. Был жаркий день. Инстинктивно стремясь к прохладе, мы хотели к морю. Но к морю с Васильевского острова мы ходили уж не раз, нам это надоело. Решили мы добраться где-нибудь южней Фонтанки. Пошли по Фонтанке, потом в Екатерингоф (существование Екатерингофа было для нас большим сюрпризом), затем ещё дальше по каким-то загородным, неизвестным улицам; пили лимонад в какой-то дрянной, хотя и пустой, пивной. Шли ещё дальше и наконец из города вышли в поле. Странное было впечатление: то Петербург, а то просто обыкновенная деревня. Вероятно, это место было очень низкое и страдало от наводнений, потому что в разных направлениях было пересечено дамбами. Вспоминалась Голландия. Впрочем, эта прогулка оказалась хуже келомяжской, потому что, возвращаясь обратно, мы успели друг другу надоесть.
За день до моего отъезда в Сухум мы сидели с Тоней в сквере между Летним садом и Инженерным замком. Тоня, видимо, сожалела, что я уезжаю, была удивительно мила, всё говорила: «Последний раз, последний раз...», обещала часто мне писать - и сдержала это слово.
Борю Захарова я считаю одним из наиболее талантливых людей, когда-либо мною виденных. Талантливым в жизни, (но не в музыке). Это редкий тип; и этот тип мне нравится до чрезвычайности. Я вполне сознательно люблю его - и как меня обижает его сухость и та манера, с которой он иной раз отталкивает человека, идущего к нему с раскрытыми объятьями.
Я страшно обидчив; тогда моя любовь превращается в острую ненависть; то или другое, но редко, когда я к нему бываю равнодушен.
Разговор, которые мы вели в вагоне в январе, на пути из Царского в Петербург, и то объяснение о самом себе, которое он мне сделал тогда, видно, произвели впечатление прежде всего на него самого. Боря потом несколько раз вспоминал этот разговор.
Вообще же после этого мы виделись довольно редко. Третьего февраля вечером были на именинах Анны Николаевны. Это было первый раз, что я был приглашён на её grande soirée{49}. Очень шикарно, смокинги и фраки, большинство - профессорский персонал Консерватории, из учеников: Боря, я, Шуберт, Боровский, Берлин, Бенуа, Швейгер. Любопытно, но в большой дозе - скучно.
На масляной состоялась прогулка в Териоки. Боря уже давно говорил, что соберёт зимой компанию в Териоки. я не раз напоминал ему об этом, наконец на масляной компания собралась.
- Только ты уж себе целый день освобождай. - сказал Боря, - утром выедем, а поздно вечером вернёмся.
- Да я уж заранее вычеркнул этот день из моей жизни. - ответил я.
Компания собралась огромная, человек двадцать-двадцать пять. Боря, Вася, Стёпа и Жорж Захаровы, Вера Степановна и Зинаида Эдуардовна, её брат и сестра - Володя и Надя Маркусы, Лидуся и Зорюся; я; Кокочка Штембер; Софочка Капустина, Нина и Кира Дурдины, А.Данилов, Эспер Лукич и всякие прочие.
Софочка была в паре с Жоржусей. Боря был главным устроителем, а в частности был с Ниной и Кирой: я долго не видался с Лидусей, очень обрадовался ей - и всю прогулку провёл в паре с ней.
В этот день я был на редкость весел. Я мало помню таких весёлых дней. Удивительно счастливое было это путешествие в Териоки! Был чудный день и яркий белый снег. С вокзала гурьбой отправились на одну из второстепенных захаровских дач (главная зимою забита), где нас ждал вкусный обед. Затем на пяти дровнях отправились куда-то за несколько вёрст кататься с гор. В наши дровни править села Зинаида Эдуардовна, потом я с Лидусей и Кокочка Штембер. Я всё время кидал снежки в соседние дровни и ужасно возился с Лидусей.
Накатавшись с гор, поехали обратно.
В дровни с дикой лошадью влез Степан Степанович. У меня очень ярко запечатлелась эта картинка, как он молодцевато поправил своё золотое пенсне, что придало чрезвычайно пикантный вид его жирному мурлону; пенсне сверкнуло на солнце и он, молодцевато схватив вожжи, спросил:
- Кто едет со мной?
Сел я с Лидой. Зинаида Эдуардовна, которая спешила к поезду, а кстати и Кокочка, чтобы не отставать от своей компании. Тронули вожжи - и стрелой вылетели по дороге. Мчались мы на диво. Только дальше становилось хуже: стали попадаться встречные, а дорога была узкая. Мы рисковали столкнуться и громко гикали встречным: те с испугом и удивлением сворачивали в сугроб. Ещё дальше стало ещё хуже. Вместо утлых финских санок навстречу поехали огромные сооружения, состоявшие из нескольких стволов деревьев, связанных и помещённых на двое маленьких саночек. Нам впятером в наших дровнях было довольно тесно, мы с Лидой, например, сидели с правой стороны, а наши ноги болтались снаружи. Встречные сооружения из древесных стволов были прямо-таки опасны. И действительно, когда мы встретили вторую такую штуку, то благополучно не разъехались. Мы подлетели в упор, один момент - и мне показалось, что ноги мои будут снесены бревном, или же, по крайней мере, раздроблены колени. К счастью, как-то меня задело не очень сильно. В тот же момент я почувствовал, что наши дровни переворачиваются в противоположную сторону, и через голову полетел в снег.