Я с невозмутимым спокойствием начал складывать все пять учебников и отправился на своё место.
- Никак этого паясничества от вас не ожидал! - послал ещё раз мне вслед.
- Я урок знаю, - отвечал я адски невинно.
- И слушать не хочу! И знать вас не хочу!
Впрочем в журнал не поставил ни двойки, ни пятёрки, а просто маленькую чёрточку. Очевидно, будущий урок будет спрашивать и вдоль и поперёк, а потому всю историю преподробно повторить. Зачем я это проделал? Не знаю. Вероятно, меня просто интересовало: что из этого выйдет; да и весь класс хохотал.
В понедельник ко мне обращается Глаголева и спрашивает:
- Будете сегодня на «Валькирии»?
- Нет, у меня абонемент по средам и пятницам...
- Ну, а я буду.
Случилось так, что как раз в этот день со мной была маленькая книжечка - немецкое либретто «Валькирии» с приложением лейтмотивов. Я эту книжечку передал, говоря, что, прежде, чем слушать оперу, надо хоть немножко познакомиться с лейтмотивами. По окончании урока опять речь зашла «Валькирии». Я сел к роялю и показал Глаголевой некоторые наиболее важны лейтмотивы. Сначала все столпились вокруг, но затем мало-помалу разошлись: мы остались вдвоём. Глаголева попросила рассказать ей содержание оперы. Я объяснил, что тут не одна опера, а четыре, связанных между собой. Далее я рассказал содержание «Нибелунгов» и «Валькирию» особенно подробно, приводя тут же на рояле примеры. Отправились в библиотеку, чтобы взять клавир и чтобы нагляднее иллюстрировать оперу, но клавира не оказалось и мы с пустыми рукам вернулись назад. Тогда я сыграл кое-что наизусть. Мало-помалу с «Нибелунгов» перешли на другие темы, на Корсакова, на то, что Штейнберг женится на его дочери.
- А что, она интересная? - говорит.
- Да, у неё очень забавное лицо.
- Как это - забавное? Есть красивые, есть некрасивые, но забавные лица – этого я не понимаю...
- Нет, такие - не то чтобы красивые или некрасивые, - а которые врезываются в глаза и хочется узнать, что за человек такой с этим лицом.
От «Валькирии» Глаголева в восхищении; я ей дал прочесть «Кольцо Нибелунгов» по Свириденко.
Сегодня в четыре часа я аккомпанировал «Снежного богатыря» на сцене, так как будет вместе с «Цыганами» повторение спектакля, а две минуты шестого направился в столовую. Бессонова меня представила Лесненко. Мы проболтали довольно недолго. Она очень сожалела, что не могу быть в воскресенье. Потолковали о том, о сём. Бессонова сказала мне: «Нам, кажется, по пути»: Лесненко уехала, а мы пошли вместе.
В среду слушал «Цыган» Галковского, которых повторили ещё раз. Это первый раз, как я слушал как следует, и конечно в конце концов они более или менее - ничего, но только всё-таки дрянь опера. М.М. Чернов по окончании сказал мне:
- Безнравственная музыка, и я не променял бы одну пьеску из вашей тетрадки даже за обе оперы!
Я сделал ему глубокий реверанс. В тот вечер случилось как-то так, что не было почти знакомых, а антракты длинные, - меня разбирала адская скука. Решил скуки ради выискать Эше-младшую. Вообще мне сильно хотелось восстановить прежние отношения, её же небрежность ко мне страшно меня злила. Здесь я не надеялся этого достигнуть, так как она по обыкновению будет, вероятно, носиться, да ещё окружённая своими двумя подругами, и решил опять-таки, скуки ради, следить за ней издали. Однако весь антракт Эше как в воду канула и я, уже сердитый, отправился на своё место, как вдруг в совершенно пустом проходе наталкиваюсь на Эше-младшую, совершенно одну и со скучающим видом смотрящую по сторонам. Этого случая я никак не ожидал! Я подошёл и заговорил о пустяках, об опере и прочем. Видя, что я отнюдь не намереваюсь говорить ей неприятностей и колкостей, она не сделала попыток сбежать, хотя разговор был короткий, так как вскоре явилась её подруга. После конца спектакля она уже совсем охотно со мной болтала и таким образом примирение было совершено. Я очень рад.
Научные классы кончились в пятницу. Я на последнем уроке истории не был, а историк меня со знаменитого инцидента с пятью книгами так и не вызывал. Сижу в Большом зале на репетиции Шереметева, вдруг - Добрженец:
- Вас зовёт Алексей Степанович в класс.
Я стал просить Добрженца сказать, что меня не нашёл, и сам хотел уйти, но тот сказал, что я не могу этого сделать, и я, предварительно изругав его (на что тот немало обиделся), отправился в класс. По дороге мне попался Палечек:
- Вы свободны? Пойдёмте скорей в оперный класс - аккомпанировать!