Сегодня, после недельного перерыва, опять встретил С. Эше. Она мне очень обрадовалась и вообще ясно, что она ценит моё внимание и вполне интересуется мной. Впрочем, относительно Алперс я вернулся к прежнему весеннему мнению и очень её люблю. С ней мило и просто, она очень недурно музыкально образована, мы большие друзья. Первое осеннее невыгодное впечатление сгладилось - она была тогда не в авантаже, но её, хоть хорошенькой назвать нельзя, тем не менее она очень недурна собою.
Вопрос решился-б очень просто, если бы Глазунов согласился бы на исполнение моей симфонии. На днях он приезжает из отъезда, и я опять буду стучаться к нему. Да, кроме того, ещё надо получить разрешение на исполнение фортепианных пьесок, так как Витоль сказал, что это первый случай в его практике - давать разрешение ученикам на исполнение, а потому он ничего не знает, и я должен обратиться к Глазунову. Семь моих фортепианных пьесок пойдут у «современников» на концерте в конце ноября и исполнять их буду я сам. Я проиграл им в один из четвергов всю программу с треском. В тот же вечер туда (по просьбе через Мясковского) явился и Саминский со своими двумя романсами, мечтая об их исполнении на том же концерте. После моего «Наваждения», встреченного шумными одобрениями, и которое действительно звучало эффектно, скромненько по стенке пробрался Саминский к роялю и тотчас же запел сипленьким вибрирующим голосочком, тихонько аккомпанируя, запинаясь и постоянно попадая не на те ноты, куда надо, и извиняясь. Сыграл незаметно один романс, сыграл другой... гробовое молчание было ответом. Окончил на увеличенном трезвучии и, видимо, очень гордился этим. Никто не обратил внимания. Тогда Саминский сказал: «И так кончается». Опять никто не обратил внимания. Он как-то незаметно встал и... по стенке, по стенке... и исчез. В этот вечер мне было искренне его жаль; мне было прямо неловко за него. Я стоял в стороне и старался на него не смотреть. Винклеру, который вообще очень доволен мной, я собирался показать свои пьески, как вдруг он на уроке обратился ко мне:
- Мне Медем говорил, что вы будете исполнять свои вещи..., так пожалуйста, предварительно покажите их мне. Кроме того, мне вообще очень интересно посмотреть ваши сочинения.
В четверг принесу на урок.
В четверг был на концерте Консерватории в память Римского-Корсакова. Концерт оставил самое лучшее впечатление, особенно хорошо последнее действие «Китежа» в концертном исполнении. Хороша «Псковитянка», всё хорошо, только скверно, без всякого понимания, сыграл фортепианный Концерт Дроздов (брат знаменитого). Только теперь я вполне оценил изящное исполнение Лембы в прошлом году. На концерт я явился без билета, но получил контрамарку от Mlle Алперс, и таким образом дело устроилось. Очень забавно, что вся эта компания её подруг (Анисимова, Абрамычева, Флиге, Нодельман), которая всегда держится вместе, и теперь была налицо, - вполне твёрдо решила, что я ухаживаю за их Верочкой, а потому как-то необыкновенно ловко оставляли всё время нас вместе. Только подойдёшь к этой компании, как через минуту смотришь - те пошли направо, те - налево, - я остался с Алперс. Было забавно, было приятно, но под конец это меня начало злить. Эше, Глаголевой на концерте не было. Мне сколько раз приходило в голову: кто лучше - Эше или Алперс? Но, в общем, получалось, что их абсолютно сравнивать нельзя. Это две совершенные противоположности: то, что в одной достоинства, то в другой - недостатки. Если взять несуществующий, идеальный тип, и разделить часть достоинств одной и часть достоинств другой, запенив остальное место недостатками, то возможно, что получатся Эше и Алперс. Но если бы мне непременно, до зарезу, надо было бы выбрать ту или другую - кого бы я выбрал? Конечно, ни ту, ни другую.
Ответ на предыдущее: Алперс сама по себе гораздо лучше Эше, но показная сторона у Эше несравненно лучше, чем у Алперс.
После десяти набегов на Глазунова, на одиннадцатом я, наконец, показал ему симфонию. Первая часть ему понравилась меньше других, вторая больше, третья еще больше. Про первую нашел, что слишком резко, особенно вторая страница вступления. В третьей же части резкостей почти совсем нет.
- Конечно, может быть, у вас уши совсем другие, вы ведь на целых двадцать пять лет моложе меня, но, всё-таки, такие резкости хороши лишь иногда, изредка.
Общее впечатление, что вся симфония от начала до конца написана с огнём, с задором, особенно конец. Форма очень хорошая, удачны такты на 15/8 в последней части. На мой вопрос, какова инструментовка, он отвечал, что, насколько он успел увидеть, всё на своём месте. Наконец сказал, что видна у меня техника и некоторая композиторская опытность. Уходя, я спросил: