В девять часов вставал, пил кофе с хлебом, маслом, и, по английской манере, с мёдом или вареньем. Садился на верхушку автобуса и ехал в магазин Брейткопфа, где оживлённо переделывай «Симфоньетту». Однако за месяц пребывания мне удалось сделать одну первую часть. В первом часу надо было складывать ноты и на автобусе возвращаться завтракать, ибо, сохрани Бог, если опоздаешь. Днём часто играли в бридж с Николаем Васильевичем и Марией Ивановной, или отправлялись куда-нибудь с Андреевыми, или я писал письма. Впрочем я часто бывал в русском театре, иногда гулял по Хайд-парку, где влюблённые парочки с очаровательной непринуждённостью нежились на травке. Раз мы были в мюзик- холле, где очень занятно, но, к сожалению, без знания английского языка не всё понятно (а я за месяц пребывания так и не научился «спикать»). Были с Николаем Васильевичем на боксе. Это было великолепно и весьма ново. В особенно решительные моменты зал форменно выл. По воскресеньям мы, как всякие порядочные обитатели Лондона, отправлялись за город. Марию Ивановну не брали, чем, кажется, её огорчали. Очень хороша была поездка в Виндзор, затеянная по моему проекту на верхушке автобуса. Это был довольно длительный переезд по гладкому, как паркет, шоссе, затем прогулка по замку, завтрак, несколько открыток и возвращение в город в поезде. Другая прогулка была в чудесный Кью-гарденс с его ошеломляющими оранжереями для тропического леса, где ходишь по лестницам и мосткам среди такой чащи диковинных гигантов, точно находишься в самом деле в дебрях Бразилии. Сам сад очень мил и прогулка вышла отличной. Однако, редкая прогулка обходилась без того, чтобы мы с Анной Григорьевной не повздорили; вообще к концу месяца мы с ней ссорились довольно часто и даже последовало некоторое охлаждение друг к другу. У Николая Васильевича же был такой удивительный характер, что мы с ним сцепились только один раз, и то из-за Марии Ивановны. Анна Григорьевна уехала из Лондона раньше остальных и самая интересная прогулка была последняя, без неё: Андреев, я и его приятель Роксиков, случайно заехавший в Лондон. Андреев сказал:
- Ну, черти, уж идёмте, я вас сегодня угощу завтраком в итальянском ресторане.
Мы страшно обрадовались и пошли. Пили «кианти». повеселели, поехали в Ричмонд-парк, оттуда на пароходе вверх по Темзе в какой-то старинный дворец и вообще это было очень хорошо. Последние дни я бегал с Роксиковым по Лондону, делая покупки: рубашки, пальто, костюм (замечательный, белый с чёрным), ракетку для Кати Шмидтгоф и т.д. Денег не хватило и Николай Васильевич дал три гинеи взаймы. Седьмого утром я с Роксиковым отправился в Россию. Андреев должен был приехать через неделю. Я увозил с собою отличное впечатление от Лондона, не говоря о том, что здесь было сделано важное дело, но и вообще мне город понравился чрезвычайно и англичане тоже, хотя их самовосхваление и самовосхищение меня злило и я расхваливал Россию вовсю: русскую музыку - это без всяких разговоров теперь лучшая и прямо единственная, а когда мне в Бирмингеме восторженно говорили:
- Ну посмотрите, как у нас здесь восхитительно! - я с живостью отвечал:
- Замечательно! Почти так же хорошо, как у нас, в России.
Итак, мы с Роксиковым выбрали путь на Остенде, где провели конец дня и вечер, гуляя по пляжу, любуясь публикой, смущаясь, что мы в дорожных костюмах. Осмотрели курзал, я было сунулся в игровую залу, но мне сказали, что входную карточку с целым рядом формальностей можно получить только завтра, так я и не попал. Купили себе купальные костюмы, получили удовольствие от купания в море, а вечером выбыли через Брюссель на Кёльн. Утром пересели в Кёльне на D-Zug{208} на Берлин, предварительно осмотрев подавляющий собор. В четыре часа прибыли в Берлин, где, первым долгом, потеряли друг друга. Этому обстоятельству я особенно не огорчился, взял автомобиль и поехал в мой любимый Tiergarten{209}, много гулял и пил пиво. Ни одной хорошенькой немки. Обедал у Кемпинского и поехал в подземной железной дороге неизвестно куда, так, вообще - сравнить, где андерграунды{210} лучше: здесь или в Лондоне. В Лондоне гораздо лучше, а приехал я в часть города, называемую Schoeneberg, и тут попал в такие комфортабельные улицы, каких нигде не видал: широкие, длинные, тихие, усаженные деревьями, с огромными тротуарами, с гладкой как лёд мостовой, с импозантными домами, большие, относительно редко поставленные окна которых свидетельствовали о просторе квартир. Замечательные кварталы.