Ночью много просыпался, боясь проспать, а встав утром, пошёл на городскую станцию за билетом. Отложили отъезд ещё на два дня и я достал билеты на воскресенье в Кисловодск. Заедем в Москву, чтобы положить там в банке в безопасный ящик процентные бумаги, а то говорят, Петербург плох в стратегическом отношении и в случае чего его защищать не будут. Я же для себя возьму безопасный ящик в Петербурге и положу туда нотные рукописи, дневники, письма. На городской станции видел экс-Никольскую. Она, очевидно, замужем за рослым офицером, который брал себе билет у соседней кассы. На неё все оглядывались, но она заметно подделала лицо. Меня она заметила и рассматривает, я делаю вид, что не замечаю её.
Днём рылся в столе и шкапах, выбирая то, что надо положить в несгораемый ящик: дневники, переплетённые и непереплетённые письма, нотные рукописи, «Жёлтая книга» и прочее. Всего чёртова пропасть, целый чемодан.
Вечером поехал в Павловск, где играла Тиля Ганзен. Гулял с сестрами Дамскими, заходил в артистическую к Ганзен. Обе сестры очень милы. Несмотря на военные приготовления, они съездили в Вильно и дали концерт, но едва вернулись обратно, настолько набиты поезда: все уезжают из западной России. В Териоки мне тоже не удастся попасть: Финляндия усиленно комплектуется войсками и для дачников ходят лишь два поезда. Воображаю, что за толкотня. Цецилия играла хорошо и имела большой успех. Но второму отделению не суждено было кончиться: какой-то оголтелый тип стал громко читать телеграмму о разрыве сношений с Германией, публика взволновалась, стали кричать «ура», появились флаги и концерт сменился манифестацией. Какой-то любитель музыки обиделся, что мешают наслаждаться, но его побили и он еле убежал от воинственной толпы. Кто-то плакал, на улице громко кричали «Долой Австрию», какой-то знакомый скрипач испуганно держал меня за рукав. Я походил с Дамскими в толпе и, простившись и посоветовав приехать в Кисловодск, отправился в Петербург, где для меня была приготовлена ванна. В поезде все лица были серьёзны и озабочены - война с Германией дело солидное. На неё можно смотреть двояко: если посмотреть с нормальной точки зрения, то это ужас, от которого волосы дыбом становятся; если же посмотреть с исторической, то это страшно интересно!
В утренней газете вчерашнее известие о начале войны с Германией не подтверждалось. Я взял мой чемодан с рукописями и, еле дотащив до извозчика, отправился в Волжско-Камский банк. Я выбрал этот банк отчасти оттого, что его директор - знакомый, Коншин, недавно перешедший туда из Государственного банка. Взял ящик величиной 6 × 6 1/2 × 11 вершков и набил его доверху чик в чик. Затем делал всякие предотъездные дела: часы из починки, русско-английская книжка и прочее. На улицах призывники: то и дело группы взятых на войну идут в участки в воинские части. Если их провожает бабьё, то идут понуро, а бабы ревут. Если идут без женщин, то бодро и поют песни. При встрече одной партии с другой кричат «ура». Вообще «ура» и «Боже, царя храни» слышно, куда ни повернёшь. Даже когда ничего нет, в ушах звенят взрывы «ура». Это нервное, конечно, явление. Вечером ездил на Николаевский вокзал узнать, нет ли перемен с поездом и можно ли завтра ехать. Расписание действительно иное, но, по-видимому, уехать можно, Николаевская дорога единственная ещё обслуживающая пассажирское движение, по остальным идёт один поезд в день, к которому, конечно, не подступиться.
Петербург на военном положении.
Утром долго не было газет. Затем принесли какую-то «Петербургскую газету», в которой в конце длинной официальной статьи сказано, что вчера в семь часов десять минут немецкий посол, граф Пурталес, передал министру иностранных дел Сазонову объявление войны. Известие это нами было принято спокойно, этого ожидали со дня на день. Значит, объявление войны произошло в тот момент, когда я мирно ехал на Николаевский вокзал узнавать о поездах.
Всё утро укладывал вещи. Звонил А.П.Мещерскому, спрашивая, нет ли поручений к семье. Очень мило болтали, он хочет, чтобы я непременно остановился у них. На войну смотрел серьёзно, но довольно оптимистично. В двенадцать часов поехал на вокзал узнать о поездах, но, кажется, всё ещё в порядке. У Казанского собора молебен перед вынесенной из собора иконой. Огромная толпа. Чудесный ясный день с красивыми белыми облаками, плывущими по голубому небу. Встретил Н.П.Рузского. Таня и Ира, обучавшиеся при Красном Кресте, призываются и идут на войну. За это я им много прощу. Сам Николай Павлович хочет организовать лазарет и отправиться на театр военных действий. Дома у нас завтракали Шурик и Андрюша. Андрюшу забрали и он уходит в Лугу со своей бригадой.