Утром писал дневник о Кисловодске. Ходил в Волго-Камский банк за нотами и всякими спрятанным там документами и письмами. Днём ходил с Кокочкой Штембер к Шредеру спросить его мнение о рояле. Он здорово начинает играть на рояле. К моим рассказам о лондонских успехах, путешествиях относится с восхищением. Затем я пошёл в Студию, занимающую приличного вида квартиру на углу Литейного и Симеоновской. Хозяйка Студии, госпожа Левенстерн, была очень любезна и слегка взволнована. По-видимому, дела у них идут туго. Учениц у меня будет две, одна из Москвы, другая переходит ко мне из Консерватории от Кимонт. Я не смущаюсь, что попадаю в такую скромную лавочку, а скорее забавляюсь. Получать я буду семь рублей в месяц с морды. Превосходно! Точно пенсия отставному солдату.
Гулял по Невскому, но на этот раз никого не встретил и только устал. Дома прочитал дневник за прошлогодний Гурзуф и последовавший за ним сентябрь. Как забавно читать то, что было совсем иначе. Я легкомысленно торжествовал победу над Зайцевым в тот момент, когда Нина умирала от неудачной любви к нему. И теперь эта сквозящая под строчкам драма Нины меня ужасно трогала. В восемь часов вечера зазвонила Надя Штембер и затараторила:
- Кокочка сказал, что ты стал такой душка, а если придёшь сегодня к нам, то будешь душка в квадрате. Приходи и приходи!
Я пошёл. Надя и Соня стали такими великаншами, что страшно смотреть, особенно по сравнению с Ниной. Обе хорошенькие немного грубой красотой. С обеими на «ты». Кокочка с блеском, жёсткостью, но неплохо исполнил Концерт Листа. Я играл мой 1-й Концерт, который имел успех у всей молодёжи.
В десять часов утра поехал в Александро-Невскую лавру на заупокойную обедню сорокового дня кончины А.Н.Есиповой. Народу человек тридцать, всякие её приближённые, к которым я был либо равнодушен, либо враждебен. Хор пел с художественной тонкостью, но плохую музыку. Идея написать панихиду: строгую, печальную и сердечную. Заходил на могилу Чайковского. Могила Анны Николаевны утопала в цветах. Очень любезен Габель.
После панихиды с Захаровым были у Шредера. Захаров одобрил тот же рояль, что и Штембер, и я просил его прислать мне. Во вторник будет, а через неделю сделают серебряную дощечку, свидетельствующую о премии. Меня ужасно радует эта дощечка.
Позавтракав дома, пошёл к двум часам в Консерваторию на вторую панихиду по Анне Николаевне, очень обрадовавшись предлогу сунуться в Консерваторию. Перво-наперво расцеловался с Черепниным, который был небрит, как ёж. Зато очень мил и мы много разговаривали. Струве загорела и похорошела, приятно глядеть, и я с удовольствием поболтал с нею. Вообще же толпа народу, шум - я умер, а жизнь после меня кипит.
Дома меня ждала корректура Ор.12, которой я обрадовался до чрезвычайности. Мои милые разношёрстные пьески, с какой любовью я рассматривал их! Кроме того, важно то, что война не приостановила деятельности Юргенсона. Я ему пошлю 2-й Концерт, а то надо же «откинтелева-нибудь» денег раздобыть.
Вечером делал корректуру с большим удовольствием и говорил по телефону с Дамской. Вдруг позвонила Нина. Она очень мило разговаривала, я внутренне ужасно обрадовался и весело болтал. Я предполагал развод выразить полным холодом - развестись так здорово. Но мне было радостно услышать несколько приятных вещей, которые ввернула Нина в свой разговор.
До двенадцати корректировал, а затем пошёл к Захарову завтракать. Опоздал и попал, когда все уже сидели за столом. После завтрака вели разговоры с Борисом в его комнате и проигрывал ему некоторые пьески из Ор.12. Он наслаждался «Ригодоном» и возмущался ущемлениями в «Марше». В три часа я отправился домой, скоблил «Симфоньетту», а в пять поехал с визитом к Мещерским.
Я чувствовал лёгкое волнение, когда подходил к дому, но мне было приятно, что я увижу Нину. Она сидела за роялем одна. Разговор был милый и непринуждённый. Я внутренне радовался. Внешне держал себя в рамках «декрета».
Когда я вечером сидел дома, скобля «Симфоньетту» и кончая корректуру. Нина была нежно мила моему сердцу. Звонил Башкиров и звал к себе. В четверг пойду с удовольствием.
Скоблил «Симфоньетту» и выскоблил все ошибки. В это утро я плохо работал. Впрочем к двум часам выучил сто английских слов и пошёл на Моховую к мисс Эйзекс на урок. Урок прошёл бойко, после чего я отправился к Гостиному двору, где было назначено свидание с Дамской, с которой мы пошли гулять и проходили два часа.