Итак, это было моё первое композиторское выступление. Тем не менее, я ему не придаю большого значения - у меня на уме теперь симфония. А Глазунов, как на зло, запил! Чёрт знает, надо что-нибудь пожертвовать на общества для борьбы с употреблением спиртных напитков...
Третьего января, говорят, будет консерваторский вечер, устраиваемый научными классами «а la мы» в прошлом году. Хочу пойти.
1909
В Консерватории начинают заниматься. Впрочем, я вполне доволен. Рождество я провёл прескверно, почти нигде не бывал, а папа, приехавший на праздники, на третий день заболел инфлюенцией и проболел всё время. Новый Год встречали дома - это первый раз. всегда у Раевских. Симфония моя киснет. Тридцать первого видел на одной из репетиций Глазунова, но он рёк:
- Подождите, дайте с этим концертом кончить...
А теперь запил... Мария Павловна Корсак говорит, что она имеет большое влияние на некоего Рузского (ибо он должен ей две тысячи), а этот Рузский - друг и приятель Глазунова и, следовательно, имеет влияние на него, - предлагает таким образом воздействовать относительно симфонии, да что-то плохо верится. Итак: терпение, терпение и терпение...
А с Mlle Алперс играл в четыре руки. Захватил вчера в Консерваторию 5-ю Симфонию Глазунова, про которую она не раз говорила и которую я очень люблю, и попробовал её с ней. Читает ноты, оказывается, прескверно. Собственно, этого и следовало ожидать!
Вчера встретил, наконец, в Консерватории Mlle Глаголеву. Прихожу на урок Винклера, иду совершенно занятый своим делом, вдруг навстречу в самом нижнем коридоре выплывает Глаголева под руку с Поповой. Выросла, стала страшно тонкой, похорошела очень. Она премило приветствовала меня, и мы предолго проболтали вместе. Она рассказывала, как провела Рождество в Елизаветграде; рассказывала, что занималась у Мееровича и теперь поступает к Дроздову. Меерович - это лучший ученик Есиповой, вероятно кончит теперь с роялем и золотой медалью. Он, по словам её, всё время ухаживал за ней, так что она была весьма удивлена, когда он предложил заниматься с ней. Тем не менее, он всё время держит себя в высшей степени корректно, и занятия сошли с ним благополучно. Сегодня она первый раз является к Дроздову и адски трусит - колени трясутся и подгибаются. Я был очень доволен, что встретил Глаголеву. Я был горд её обществом, я любовался на неё, моё самолюбие было удовлетворено, глядя, как она, не прерывая разговора, кивком отвечала на низкие поклоны знакомых или желающих быть знакомыми учеников. Сколько такту, сколько деликатности, умения себя держать вдобавок к её внешности! Глаголева действительно в своём роде совершенство. У меня осталось сильное впечатление от неё. Тем не менее, я ничуточки не влюблён. Этого совершенно нет; да и было бы совсем бесполезно. В заключение прибавлю мнение, которое я высказал Бессоновой и Осповат после встречи с Глаголевой (надеюсь, что это мнение будет передано по адресу): «Да, Глаголева похорошела и поумнела».
В четверг опять видел Глаголеву. Она встретила меня словами:
- Вы мне очень, очень нужны!
Дело заключается в следующем. Она где-то и с кем-то должна скоро танцевать ассирийский танец в ассирийских костюмах - нужна ассирийская музыка. А посему она обращается ко мне, как к лицу знающему и компетентному в этом деле.
Я отвечал, что для ассирийской музыки она с успехом может взять сковороду - и дело будет улажено, но она резонно возразила, что у ассириян были какие-то лютни, не то что-то вроде этого. Нельзя ли сыскать какой-нибудь ассирийский мотив, а мне бы написать на него музыку? Я тут объяснил, что одного мотива мало, а надо ещё гармонию; гармонии же у ассириян, очевидно, никакой не было, и придётся употреблять общепринятые восточные гармонии. Тогда не проще ли взять что-нибудь из уже существующей музыки? Я справился у подвернувшегося ученика Сакетти (который вопреки всему прекрасно осведомлён в истории музыки), и тот указал нам на «Королеву Савскую», которую мы тотчас и достали в библиотеке Консерватории. Я начал играть и выбирать места, Глаголева слушала. Вскоре наткнулись на шествие в первом действии. Глаголева пришла в восторг и от музыки, и от моего исполнения: как, помилуйте, с места прямо - и так хорошо! Эту музыку ей и надобно, и никто иной не должен аккомпанировать кроме меня. Я отвечал - нет. Глаголева стала упрашивать, справилась о моём имени и отчестве и т.д. Ведь только четыре репетиции по полтора часа на Петербургской стороне!