В концерте было, к моему приятному удивлению, много музыкантов и народу. Меня многие расспрашивали про моё предстоящее выступление со 2-м Концертом, другие расхваливали 2-ю Сонату.
Сегодня я весьма проспал, но кое-что сделал в балете. Написал Юргенсону письмо с просьбой выдать мне сто рублей «из сумм предстоящих гонораров». Помнится. Черепнин говорил, что Юргенсон на этот счёт очень мил и в минуту трудную выручает голодных композиторов. Сегодня утром звонила Нина, справляясь, не завтракает ли у нас её сестра. Я был корректен и сух. Днём я собирался показаться у них с визитом, после телефона решил было не идти, но потом, сосчитав, что не был две недели, оделся и пошёл.
Семья в полном составе сидела за чаем. За столом оживление. С Ниной полувнимание. Вдруг звонок и восклицание:
- Это молодожёны с первым визитом.
Я справился кто; оказалось Эрдели с женой. Становилось очень интересно. Красавец правовед Эрдели, теперь подпоручик стрелкового полка в малиновой рубахе, был пылкой Нининой любовью до истории с Зайцевым. Он недавно женился на особе с красивою внешностью и средней красоты репутацией, попал на войну, был там изранен и теперь, с красивой подкрашенной женой, хромая и с подвязанной рукой, появился в столовой. Меня интересовала встреча его с Ниной, но Нине повезло, трещал телефон и она оживлённо болтала в него несколько минут. Далее все уселись за стол. Эрдели выглядел подурневшим и крайне нервным.
Разговор шёл сначала о нём и о войне. Затем перешёл на музыку и на меня. Стали просить у меня отрывки из 2-го Концерта. Перешли в гостиную, я - за рояль, Таля присоединилась ко мне. Нина сидела в стороне с Эрдели, остальные все в куче. Вера Николаевна рассказала как анекдот случай с перепосвящением «Каприччио» Тале (я всегда говорю, что она умная женщина: сердиться было бы глупо, а обратить в шутку совсем хорошо). Затем все сидели в кружок и разговаривали. Эрдели с женой ушли, я разговаривал с Алексеем Павловичем. Отклонив предложение хозяина обедать или прийти на неделе, но пообещав прийти обедать в то воскресенье, я быстро отправился домой.
Дома обедали и играли в бридж: Андреев, Захаров и Николаев. Было очень симпатично. Андрюнчика раздели на семь рублей. Я выиграл три с половиной; при моей бедности - хлеб. Играл отрывок из второй и третьей картин балета. Я был очень удивлён, что понравилось. Захаров очень восхищался, а я отвечал, что коль он хвалит, то дело плохо, надо писать заново.
После вчерашнего бриджа порядочно сделал в танце Алы перед Белесом. Я доволен и формой его:
1) порыв радости освобождения;
2) какой-то мистический обряд;
3) как бы немного аффектированная благодарность и
4) радостный танец.
Был у англичанки и в Студии. Моя рыжая Козлова работает за пятерых и делает успехи. Был в «Соколе» и очень устал.
В пол-одиннадцатого вечера пришёл Романов. Вчера Нувель получил от Дягилева телеграмму с просьбой свести меня с Романовым, каковому предлагается ставить мой балет. Он оказался совсем молодым человеком, нервным, но приятным. Я ему подробно объяснил возникновение этого балета, а затем содержание его. Он слушал с видимым интересом и сказал, что это очень интересно. Просил дать ему пару дней для обдумывания и эпохи, и содержания, а в четверг он придёт вторично для ознакомления с музыкой и обсуждения.
Я написал Городецкому, прося прийти и его. Сей франт заболел неизвестно чем, может ленью. Я вчера хотел прийти к нему, несмотря на болезнь, но он ответил, что нельзя.
Я вчера так замучился, что сегодня проснулся с начинающейся головной болью. Однако кое-что сочинить удалось и поймать идею конца четвёртой картины. Ала над трупом певца не предаётся горю или отчаянью, она ещё слишком малоземное существо для этого. Недоумение, растерянность, вопрос судьбы, нежность к распростёртому другу - вот её чувства.
В два часа я по мокрой погоде пошёл гулять, ибо голова разбаливалась серьёзней.