Встали в девять и под ослепительным солнцем отправились из Териок в Петроград. Я был очень доволен.
Дома сразу докончил ту часть первого акта, которая ещё не была связана с рассказом о добродетельном фатере. Сегодня я обещал проиграть Коутсу первый и второй акт, но свидание отменилось, так как Коутс завтра дирижирует «новой оперой - «Онегиным» и просит дать ему поучить партитуру.
Мадам Винклер, та самая, которая летом мне поставляла в Зет пианино, а вообще продаёт мой старый рояль, сообщает, что есть покупатель за 525 рублей. Отлично. Опять сумма, о которой я забыл и думать. Это кстати, а то я сообразил, что дягилевского гонорара мне хватит лишь до первого июня.
Третий акт «Игрока» движется недурно, что значит освежился.
Обедать сегодня я был приглашён к Черепнину, каковое приглашение уже давно мне было передано сначала мамашей, потом сыном. Я весьма был смущён, когда, прийдя в смокинге в семь часов, застал семью, скромно кончающей будничный обед. Кто напутал, они или я - не знаю, я готов голову дать на отрез, что они, потому что отлично помню, как меня приглашали, но вышло, что у них сегодня не обед, а вечер. Я быстро сориентировался и сообщил, что только что обедал, а пришёл спозаранку, чтобы послушать сочинения сына. Он долго ломался, но сыграл, и сквозь кучу самого наимоднейшего рамплисажа и обрывочностей фраз сквозили иногда преинтересные места. Этот Саша и его друг, сын Бенуа, сегодня демонстрировали целую выставку собственных картин, иногда интересных и остроумных. Было весело, чему много способствовал Черепнин-pere и Александр Бенуа. Последний же передал приглашение «запросто» к французскому послу Mr. Палеологу. Итак, посол №2, летом Карнеевы затаскивали меня к китайскому.
Вчерашним вечером я остался всё же недоволен и вот почему: были там Оссовские, он ничего мне не сказал, она тоже ничего, но разговаривая с нею я узнал, что он на днях вернулся из Москвы. Стало быть, в заседании РМИ он был и должен был поднять вопрос обо мне. Раз не говорит - значит сражение проиграно. Вот тебе и «фаланга». Стало быть, теперь опять неизвестно, когда и что у меня будет издано. Очень не хочется мне продаваться Юргенсону, да и весьма мы с ним поругались.
Сегодня в «Игроке» кончил первую половину второго акта: Алексей остался один. Теперь его горячий монолог, сцена с Полиной, Бабуленька, которую я предвкушаю, и генеральский финал.
Были с визитом сёстры Дамские в ответ на мамино посещение после концерта. Обедал у Бориса Николаевича, у которого был с удовольствием. Заезжали с ним к доктору Ижевскому, который лечил болезнь его лицевого нерва целым рядом сложных электрических машин. Его сажали в клетку, по которой пускали ток. Доктор Ижевский говорит, что это делает чудеса в смысле питания и восстановления нервов. Когда мы вернулись к нему домой, Б.Н. очень разъярился на шахматы, но был бит «как барабан в «Але и Лоллии».
Вечером был у Элеоноры: необходимо, чтобы она устроила место для Кати Шмидтгоф в Москве, а то эта последняя разругалась с тёткой и должна зарабатывать себе хлеб. К Элеоноре прислал автомобиль Принц, умоляя меня приехать и разгромить в шахматы Солнышко, его кузена, бездарного шахматного психопата, которому нет более нелепого прозвища, чем Солнышко. Играет в шахматы он, впрочем, довольно крепко, но я показал высокую марку и выиграл у него две хороших партии, приговаривая, когда он погибал: «Слабит легко и безболезненно», - что из газетной рекламы про пилюли «Ара». А Б.Н., который восклицал, что «это одно сладострастие глядеть на проигравшего Женечку», говорил ему: «Ну какое ты Солнце, ты - скверная керосиновая лампа!»
Вообще же Принц чувствует себя погано, а ночью его так донимал его нерв, что с ним была истерика.
После вчерашних шахматных стараний голова была склонна к боли. Вечером был у Коутса с мамой, которую он с необыкновенной любезностью и настойчивостью приглашал. Я привёз два акта «Игрока», сначала прочёл текст, после которого Коутс сказал: «Странный сюжет, я совершенно не представлял, как на него писать музыку», - но очень заинтересовался, а от некоторых моментов был в восторге, затем сыграл ему. Коутс с первых же слов Blanche развеселился ужасно, очень был доволен фразой Астлея, с чрезвычайным вниманием слушал весь диалог с Полиной и хохотал как сумасшедший во время скандала с Бароном. Второй акт был прослушан с ещё большим вниманием, чем первый; во время реплики Маркиза, обещающего всё устроить, Коутс потрепал меня по плечу, опять остался очень доволен выдержанностью Астлея, а combl'ем{269} была Бабуленька.