Сувчинский от меня не отходит ни на шаг. От Кусевицкого я держался в стороне. Обухов приглашал меня к себе. Я спрашивал его, какое впечатление произвели на него мои «Сарказмы». Он ответил: «Очень сильное». Я интересовался узнать, какое на него впечатление производят мои гармонии, ибо у него есть своя собственная определённая система гармонических построений, очень, по его мнению, пуристичная. «Чисто ли у меня звучит?» - допытывался я. Он отвечал: «Если даже не везде чисто, то чрезвычайно убедительно». В это время к нам подошёл
26 Юлия Вейсберг
601
Кусевицкий и спросил у меня своим медленным голосом: «Ну кто же у меня в будущем году будет дирижировать «Алой и Лоллием», - вы или я?» Я для пущей важности ответил ему не сразу, а заговорил о концертных залах, когда же он вернулся к своему вопросу, то я ответил, что, во-первых, благодарю его за приглашение, а во-вторых - право, не знаю, лучше ли мне самому дирижировать или попросить его - и послушать. На этом мы простились. Вечером был на генеральной репетиции концерта инвалидов, куда меня затащил Коутс. Я думал, что он хочет меня там познакомить с Теляковским - потому что в самом деле, что мне за интерес слушать концерт инвалидов? Но этого не случилось. Зато Малько рассказал мне, что он был на днях у «Теляка» и Теляк при нём разговаривал по телефону с Глазуновым, поддразнивая последнего:
- А вот мы хотим поставить оперу одного вашего друга...
- Кого?
- Прокофьева.
Малько меня предупреждает, что оперу примут и контракт со мною подпишут, и даже гарантирует десять спектаклей, но почти наверное в будущем сезоне опера не пойдёт. Ну, мы это ещё посмотрим!
25 марта
Опера идёт хорошо.
Днём - визит Голицыным и инглиш. Вечером - «Медный всадник». Очень рад был встретить Демчинского, которого не видел давно.
26 марта
Сегодня днём меня посетила Мариночка. Предлог: показать мне, как она выучилась петь, и послушать тот романс, который я ей посоветовал уже пять лет назад, но который она до сих пор не выдала. Голос у неё окреп и увеличился сравнительно с тем, что я знал раньше, но достаточно ли он большой теперь - я не уверен. Фразировка прелестная. Мой романс она не оценила. Ей больше понравился «Доверься мне». Видно было, что она чувствовала, насколько я в музыке ушёл вперёд.
Был в банке получать деньги от американского дядюшки. Ответили, что какого-то документа не доищутся - и приходите послезавтра. Вот-те раз! А вдруг просто ошибка?
27 марта
Кончил первую картину. Теперь бег Алексея, тёмный как ночь, сквозь которую он бежал, беспокойный и отрывчатый, как мысли Алексея, и при поднятии занавеса - ослепительный яркий аккорд, как свет при входе в зал из ночной тьмы. Днём бегал от головной боли, которая грозила разгореться и пугала меня. Но вернувшись домой, накинулся на либретто второй картины, написав в один присест больше половины. Я чувствую, что это удалось, хотя слова сами по себе пустые, но с музыкой это должно дать увлекательную картину. Голова разболелась совсем, но - редкий случай - когда я поехал играть в концерт Студии, прошла. В Студии играл Захаров, мазавший и крайне огорчившийся этим. Я играл несколько мелкотушек из Ор. 12 и имел чрезвычайньш успех. Целый зверинец орущих женских лиц сбился у эстрады и крайне стеснял меня, когда я играл на бис. Когда я спускался по лестнице, выходя на улицу, мне опять сделали овацию. Из Тенишевского зала, где происходил этот концерт, я с Асафьевым и барышней
602
Кавос отправился на выставку «Мира искусства», которая сегодня закрывается большим банкетом художников и где меня просили сыграть несколько пьес. У художников - всегда с большим удовольствием. «Сарказмы» они, впрочем, не очень поняли, но Ор.12 имел большой успех. У меня было много знакомых и было весело. Петров-Водкин подошёл и любезно представился мне. С выставки шли с Тамарой Глебовой. Мы с ней были долго в ссоре. Она имеет двух bйbй, но очень мила. В третьем часу ночи мы с ней бродили по Кирочной и оживлённо болтали.
28 марта
Банк разобрался в своих документах и выдал мне деньги: 1500 рублей, т.е. сумму, которая превышает всё, что он мне должен за балет. Или он забыл, что уже один раз он мне полторы тысячи рублей послал, и теперь посылает их во второй раз? Так ли или иначе, но я теперь самый настоящий богач. Днём опять бегал от головной боли, которая, впрочем, прошла. Однако же, всё это становится несносным.
Вечером был у Коутса, играл ему и пел до хрипоты третий акт. Коутс был в совершеннейшем восторге от рыданий Генерала и вслед за мной сам пропел: «ы- ы-ы-ы, а-а-а-а!» - и залился смехом. Нашёл, что третий акт цельнее и менее синематографичен, чем первый, но упрекнул меня, что одно место Бабуленьки схоже с Пуччини, с его «Батерфлай», которую я никогда не слыхал. Надо посмотреть и переделать, а то в самом деле, что за нелестное сходство. Коутс сказал, что на днях будет свидание моё с директором. Затем мы рассуждали, как сделать, чтобы опера попала в этот сезон. Весь сезон буквально набит новыми постановками, но Коутс надеется, что всё же удастся протолкнуть «Игрока», особенно если сразу с осени начать его учить и декорации поручить Ламбину, который, конечно, не Головин, но зато наверное напишет их вовремя. Я говорил, что подниму вопрос о гарантии мне десяти спектаклей на сезон 1916-1917. Коутс отвечал: «Только не надо с ним ультимативного характера. Он и так всё понимает». Затем мы наметили партии. Алексея Коутс хотел непременно дать Пиотровскому, но Пиотровский и молод, и голос у него не из чарующих, да и не хватит его на такую тяжёлую партию. Я настаивал на Алчевском. Полина - Попова, этому я очень рад. Бабуленька - Николаева и Черкасская. Маркиз, конечно, Андреев.