27 Все ставки сделаны (фр).
604
скандал комитету, т.е. чтобы комитет ахнул от ужаса, а оперу всё же поставили, но Малько и Асланов отговорили Теляковского от подобных экспериментов и слушание «Игрока» состоится на днях, по окончании функций комитета. Будут присутствовать лишь дирижёры, режиссёры и, может быть, Зилоти. Вечером был у Башкирова. Играли в шахматы. Отличное стихотворение у Бальмонта: «Димитрий Красный».
4 апреля
Рулетка идёт хорошо. Вечером бридж у Андреева. Николай Васильевич мил и чрезвычайно ласков. Анна Григорьевна, к моему удовольствию, отсутствовала.
5 апреля
Сегодня день рождения двух друзей: Элеоноры (18 лет) и Принца (25 лет). Купил Принцу подарок: очень элегантный альбом для вписывания его новых произведений с римскими XXV на нём, а то до сих пор Принц писал в какую-то скверную тетрадь. Элеонора непременно просила что-нибудь сочинить ей, мне было лень, а подарка я ей придумать не мог. Достал ей головоломку, где надо разъединять одну вещь от другой, привёл её в ужас этим подарком, сказав, что если она всё это разъединит, тогда я ей напишу ещё прелюд.
С мамой обедали у Дамских, а вечером я с Элеонорой отправился к Б.Н. Там произошёл интересный словесный поединок между Демчинским, Ставровичем и мною – с одной стороны, гофмейстером Злобиным - с другой. Этим гофмейстером Б.Н. последнее время страшно увлекался, считая его умнейшим человеком, но в этот вечер гофмейстер был сбит с позиций и начал речь глупости. Принц за ужином в мою честь и в честь Демчинского говорил речи, а Ставрович произрекал парадоксы, но, начав с того, что «даль есть косметика», сказал удивительную истину, что надо суметь расположить окружающих людей в должной перспективе - и тогда обретёшь счастье, ибо даль скроет недостатки одних, а близость выдвинет достоинства других. Асланов сообщил, что я приглашаюсь к Теляковскому послезавтра в два часа, соберутся все дирижёры. Зилоти и другие, слушать «Игрока». Асланов страшно ухаживает за мной и хочет быть дублёром Коутса в «Игроке».
6 апреля
Не сочинял, но проигрывал «Игрока», ибо надо повторить: завтра демонстрация. По поводу этого события я не волнуюсь, а наоборот очень доволен, что сие, наконец, произойдёт. А вообще замечательно - я вступаю в Императорский театр. Отлично звучит.
Был у Демчинского, который радостно приветствовал мой приход. А ведь его бромистый хинин почти вылечил мою невралгию. К Демчинскому же приехал Принц.
7 апреля
Утром проигрывал «Игрока», но всего повторить не успел. Асланов предложил, чтобы я заехал за ним в Мариинский театр, дабы мы поехали к Теляковскому вместе. Ему, очевидно, это было приятно, а мне удобно, поэтому я так и сделал. Ровно в два часа мы приехали на квартиру Теляковского, что в казённом здании позади Александрийского театра. Зилоти и Коутс уже сидели в зале. Затем приехали
605
Малько, Похитонов и Тартаков. Я чувствовал себя превосходно. Директор заставил нас подождать минут пять-десять, затем большая дверь распахнулась и они пожаловали. Маленький и невзрачный. Года два назад меня ему представили на одном из оперных спектаклей в Консерватории, но, конечно, ни он не запомнил какого-то консерваторца, ни я не запомнил физиономию его превосходительства. Поздоровались и уселись: все вокруг круглого стола, а я на расстоянии нескольких шагов на диване. Я начал рассказывать о сюжете, которого большинство, конечно, не знало, сделал историческую справку о жизни Достоевского того времени, о его поездке заграницу и проигрыше на рулетке, затем прочёл выписки из романа, характеризующие действующих лиц, и, наконец, рассказал содержание не романа, а оперы. Говорил я довольно складно (несколько под влиянием Демчинского и Башкирова) и очень уверенно. По-видимому, мой рассказ был довольно исчерпывающим, но я ещё перед исполнением каждого акта прочёл либретто. Во время чтения мною характеристик вошёл лакей и подал Теляковскому письмо. Тот распечатал и хотел читать под аккомпанемент моего доклада. Я остановился. Теляковский поднял на меня глаза - я молчал. Теляковский принялся читать письмо, но сейчас же опять поднял глаза. Я ждал. Тогда Теляковский сложил письмо - и я продолжил. Когда Теляковский поднял на меня глаза, то по лицу его пробежала тень. Мне это было неприятно, но я решил держать тон. Итак, прочтя либретто первого акта, я принялся играть его. Малько переворачивал мне страницы, Зилоти смотрел через моё плечо. Остальные остались у стола. Играл я ничего, даже совсем ничего, но голоса у меня нет никакого и я мог только декламировать, да иногда выстукивать вокальную партию на рояле, но моя декламация за музыкой еле была слышна. Кроме того, я скоро охрип, а по свидетельству Зилоти очень душил педаль. После первого акта я немного передохнул, затем прочёл либретто второго акта, уже в совершенно измученном виде, проделал тоже с третьим. Тартакова, по-видимому, очень заинтересовала Бабуленька: он несколько раз подходил и смотрел в ноты. Теляковский ровно ничего не понял. Но, конечно, надо было сослаться на мою декламацию: без пения непонятны вокальные партии и мелодическая сторона. Поэтому не лучше ли - теперь это поздно, а вот осенью - дать хотя бы один акт разучить певцам и исполнить его с оркестром? Тогда опера будет совершенно ясна.