Такой затяжной характер с не «да» и не «нет» и, во всяком случае, с «нет» на ближайший сезон мне был нестерпим, и потому я решил идти напролом. Я ответил, что можно сделать и так, как они говорят, но я считаю долгом предупредить, что на прошлой неделе Дягилев прислал мне полторы тысячи, которые, по-видимому, надо считать задатком за оперу, потому что за балет я получил сполна (я почти был прав, говоря это, ибо тысячу рублей я должен был получить после представления партитуры, а так как пока готов один клавир, то за клавир две тысячи я уже давно получил). Так вот, откладывание слушания оперы до осени означает, что осенью, может быть, не только положительный ответ, но также и отрицательный, а потому, если Дягилев пожелает теперь или летом заключить контракт, то я его подпишу, чтобы не оказаться между двух стульев. А известно, что хотя Дягилев в России и не играет, но контракты свои обязательно простирает и на Россию. О да, они это отлично знали по Стравинскому и по Черепнину и знали, что Дягилев всё сделает, чтобы отобрать лучшее у Мариинского театра. Поэтому моё заявление произвело сильнейшее впечатление. Теляковский удалился к окну совещаться с собравшимися и через некоторое время обратился ко мне: «Какие же ваши условия?» - спросил он. Ну, это уже было совсем другое дело. Я ответил, что ведь в Императорских театрах одни условия для всех, но я хочу, чтобы мне гарантировали десять
606
спектаклей на ближайший сезон. Стали возражать, что не только десять раз, но хоть один раз сыграть в ближайшем сезоне не успеют: столько новых постановок, столько старых возобновлений. Опять совещание и затем просьба Теляковского посетить его через неделю - в среду на Пасхе, а за это время он справится у какого- то кабинета, будут ли суммы для новой постановки. Я думал, что Теляковский полноправный барин в Императорских театрах, но, оказывается, и над ним есть контроль. Прощаясь, Теляковский сказал: «Вы всё-таки пока уж не посылайте телеграммы Дягилеву». Я, разумеется, обещал. Коутс закричал вдогонку: «Подождите меня, пойдём покупать карандаши!» Ждать пришлось минут двадцать, ибо после моего ухода ещё совещались. Выйдя, Коутс и Зилоти сообщили, что сыграть оперу десять раз, конечно, нельзя и потому мне, вероятно, предложат десять спектаклей на два сезона, но чтобы я непременно соглашался. Особенно горячился Зилоти, говоря, что благодаря его и Коутса стараниям, наконец начинают интересоваться и молодыми авторами, но если, мол, авторы начнут капризничать, то всё это доброе начинание может полететь к чёрту.
Затем мы с Коутсом покупали карандаши «Koh-I-Noor» и я вернулся домой очень измученный, но почти довольный свиданием с директором. Вечером приехал Принц и демонстрировал новую электрическую игрушку.
9 апреля
Появился из своего Ревеля Колечка Мясковский и звонил по телефону: приехал на два дня, я очень рад.
Сегодня Страстная суббота и я пошёл к заутрене в Консерваторию. В прошлом году я писал из Италии Элеоноре, что жалею о том, что не могу потолкаться в Консерватории у заутрени. Тартаков увидел меня, нежно расцеловался со словами: «Талантливый, талантливый...».
У Поповой я спросил, хочет ли она петь в моей опере. За неё быстро ответил Каракаш: «Ну, конечно, да!»
Захаров, который вчера причащался по поводу предстоящей свадьбы и которому я вчера сказал, что я это не делал уже более десяти лет, с комической серьёзностью отстранил меня и сказал: «Отойди от меня, ты поганый».
Глазунов важно со мной расцеловался.
10 апреля. Пасха.
Сочинял рулетку. Визитов решил не делать, но зашёл лишь к Рузским, где не был три месяца. Сегодня у них было пусто: дочки в Киевском лазарете, папаша и сынок делают визиты. Вечером был у НЯМ'а. Четвёртый и пятый «Сарказмы» произвели на него большое впечатление. Он купил полное собрание сочинений Лядова и ругал их.
11 апреля
Сегодня мне стукнуло двадцать пять лет. Настроен я был на самый именинный лад. Утром у меня был Мясковский и Асланов, ибо мы с Мясковским играли Асланову в четыре руки 3-ю Симфонию НЯМ'а ввиду летнего исполнения. Мне очень нравится эта симфония.