Чем дальше от Астрахани, тем больше суживалась Волга. Затем она вдруг расширилась до горизонта и превратилась в море. Мы пристали у 12-футового рейда и, пересев с речного парохода на морской, ушли в море. Море было до противности спокойно, безнадёжно серо, погода ни тёплая, ни холодная, пароход довольно мизерабелен30, народу пропасть, а самым скверным были мошки, правда, не кусавшие, но заполнившие воздух так, что в нём топор мог повиснуть, и немилосердно лезшие в нос, глаза, в чай, в икру. Я попробовал спать в уютной спасательной лодке, но побоялся скатиться в море и среди ночи ушёл в каюту. На другой день, в полдень, прибыли в Петровск. К этому времени мне Каспийское море надоело до отказа и я, бросив свой билет до Баку, быстро перебежал на стоявший тут поезд, а на другой день к вечеру был уже в Тифлисе. Во-первых, я очень радовался, что я на юге. Затем Тифлис мне очень понравился: живописный, благоустроенный, оживлённый город. Пойдя вечером в клуб, чтобы поужинать, я услышал хороший симфонический оркестр и «Тассо» Листа. Был в Восточных банях и чрезвычайно ими наслаждался. На следующий день в вагоне, не имеющем стенок, поехал в Боржом по очень красивой дороге. Боржом меня весьма интересовал, так как я люблю минеральную воду его имени. Курорт уютно запрятан меж тёмных, покрытых лесом, гор. Он тих сравнительно с Кисловодском, но недостаточно тих, чтобы быть «тихим уголком». Я встретил там Гутман, консерваторку, и мы с ней сделали чудесную, солнечную прогулку на местную вершину Бакуриани. Из Боржоми я вернулся в Тифлис, где на перекладных отправился по Военно-Грузинской дороге во Владикавказ.
Встретившийся мне
30 Жалкий, от miserable (фр).
615
Игорь Субботин, брат Олега, и его спутник инженер, рассказывали много чудесных вещей про Закавказье, которое они по обязанности службы исколесили вдоль и поперёк, а уж какие дифирамбы были грузинкам, их красоте, женственности и любви, что прямо дух захватывало. Военно-Грузинской дороги я ждал с нетерпением и получил огромное удовольствие от неё. В огромном, допотопном рыдване, сидя на козлах без шапки и с повязанной от солнца платком головой, я ехал по ней два дня. Конечно, надо проделывать путь в обратном направлении, но и так хорошо. Особенно хороши: монастырь в Мцхетах, долина Арагвы, подальше к верховьям, пропасти у водораздела, Казбек и лучше всего Дарьяльское ущелье. Между прочим, я по дороге, сидя на моих козлах, обнаружил вдруг рифмальную склонность и сочинил несколько стихотворений юмористического характера. Владикавказ оказался, как я впрочем и ожидал, премилым городом, который однако был так в стороне от мира, что никто не мог мне указать, как едут в Петроград. Я ожидал получить мою корреспонденцию, но ничего не было. Марусе Павловой я из Боржома послал открытку с одним словом «привет», но переврал адрес настолько, что открытка, конечно, не дошла. Три дня спустя, т.е. двадцать седьмого июля, я прибыл в Северную Пальмиру.
Август
Возвратясь на север, я собирался, согласно приглашению Захарова, провести август в Териоках, а потому по прибытии первым делом отправился в Териоки. Захаровскую дачу я нашёл совсем в ином виде, чем в былые дни. Жил на ней старик-отец, страдавший перерождением сердца и ежеминутно грозившим окружающим катастрофой. Все были тихи, осторожны и отнюдь не шумливо-веселы, как раньше. Боря и его юная жена встретили меня чрезвычайной ласковостью, причём крайне мила была и Цецилия, которая всегда относилась ко мне чуть недоверчиво, даже, пожалуй, враждебно. Теперь Борис, очевидно, оказал на неё решительное влияние. Несмотря на свои утренние любезности, Борис ничего не говорил о своих приглашениях гостить, а потому я немедленно заявил, что поселяюсь в Куоккала, и через день был там. Татьяна и Варвара Николаевны радостно замахали руками и закричали, чтобы я остановился у них. Сияло солнце, теннис был в отличном состоянии, моя комната меня ждала: я поселился в Куоккале. Время проводили очень мило. Князь, муж Варвары Николаевны, она сама, Танечка и я с увлечением играли в теннис. Я быстро и уверенно инструментовал второй акт. Второй и третий акты ездили со мной по Волге и я частенько посиживал над ними, обдумывая и размечая карандашиком инструментовку. Теперь, благодаря этому, работа шла легко: тринадцать страниц партитуры в иные удачные дни. Время текло без крупных событий, но очень мило.
Князь был очень привлекательным джентльменом. Варвара Николаевна наоборот - порой очень невыдержанна; мы дважды ругались с ней до самозабвения, но сейчас же мирились. С Татьяной Николаевной мы подружились, особенно когда я случайно проник в её величайшую тайну, преромантичную, и тогда я сделался совсем для неё необходим. Наезжали Н.В.Андреев, занятный и шумливый князь Андронников, чемпион тенниса Аленицын и другие гости.