Обедал у Шаляпина. К этому огромному артисту, каждый жест которого на сцене я считаю законом, я отношусь с некоторого рода благоговением и чрезвычайной нежностью. Шаляпин был мил, предлагал мне сюжеты для опер (но они мне не нравятся), крайне интересовался «Игроком». Тут же я столкнулся с Экскузовичем, с которым ругался утром насчёт контракта. Решено, что контракт по доверенности заключит Сувчинский. Но всё же я еду без шести тысяч.
(16) 29 апреля
Сегодня, когда я, уже почти собранный и без малого готовый к отъезду, явился в Wagon-lits брать билет на завтрашний экспресс, мне сообщили, что экспресс отменён и будет ходить из Москвы, так как отныне столица - Москва! Вот незадача! Я ужасно огорчён и немедленно уезжаю в Москву, так как, доведя сборы до конца, мне невыносимо оставаться больше на месте. Я уже и так попадаю в Буэнос-Айрес к концу сезона и терять время больше нельзя. Ионин обещал бумажку от английской военной миссии, что я еду по её командировке. Это неплохо. Очень хорошее поведение Элеоноры во время этого приезда: вкусно угощала шоколадом, ананасовым вареньем, сгущённым молоком в качестве тянучки. Затем падение барометра перед моим отъездом и заявление, что поедет за мной.
(17) 30 апреля
Сегодня я должен был бы уехать и от трёх до шести собираться. Поэтому ко мне собрались все друзья и, так как отъезд отменяется, то состоялся спокойный five-o'clock. Были Сувчинский, Асафьев. Элеонора, Борис Николаевич, Бенуа и Миллер. Последняя притащила немецкие переводы моих романсов - насколько я мог понять этот забытый мною язык, сделано очень ловко и даже поэтично: ведь она писала премилые немецкие стихи для меня. Теперь эта храбрая девица взялась перевести за лето «Игрока» на французский и немецкий языки.
(18 апреля) 1 мая
Сегодня 1 Мая, революционный праздник, улицы украшены футуристическими плакатами и картинами. И, казалось бы, я должен бы радоваться им, а между тем на них неприятно было смотреть. Просто писали плохие футуристы. Праздник
698
был не всенародный, а официально-государственный.
(19 апреля) 2 мая
В восемь часов я наконец уехал в Москву - ловить Сибирский экспресс. Элеонора перед отъездом появилась у меня - больная, растерянная, напудренная. Я сказал, что если она начнёт реветь или делать мне пакости вроде вчерашнего отравления, то я с ней не буду разговаривать. Б.Н. садится на извозчика и провожает меня. Б.Н. говорил, что мой путь труден, что, в конце концов, он рад, что не едет. Едва не испортил мне настроение.
(20 апреля) 3 мая
Ионин и четыреста рублей за даровой билет, в последнюю минуту.
Путь до Москвы отличный. Всюду давка, а у нас, в международном, светло и просторно. Сосед угощал вином и рябчиком - совсем не голодный Петроград. В двенадцать часов дня я появился у Кошиц - и, Боже, какая это была радость: Серёжа приехал встречать со мною Пасху! Это так и оказалось, ибо экспресс уходит во вторник.
(21 апреля) 4 мая
После заутрени, которую мы стояли в соседней церковке, у Кошиц в её заставленной цветастыми подушками квартире, состоялось разговление - попросту ужин, прошедший пьяно и весело. Мы с Ниной пили на брудершафт.
(22 апреля) 5 мая
Днём в доме Кошиц куча визитёров, среди них мой милый Бальмонт. В этот день, пользуясь Пасхой, целовались наперекрест все, но не серьёзно: и Нина со своими друзьями, и я с Соней Авановой, хорошенькой армянкой. Вечером Нина расчувствовалась и дивно спела романс, сделанный кем-то на 3-й этюд Шопена. Я сначала критиканствовал слова, а потом весь поддался обаянию её пения.
(23 апреля) 6 мая
Как прелестен Менуэт С.Танеева! Я его не спускаю с пюпитра и все дни поигрываю и напеваю.
(24 апреля) 7 мая
В восемь часов вечера я очутился в экспрессе, в просторном полукупе первого класса и был удивлён тем комфортом, который предложил этот поезд. Уж мы отвыкли от вагона-ресторана, да ещё с пианино и с вежливыми, услужливыми официантами.
Минута в минуту поезд тронулся и сразу поехал очень оживлённо, как настоящий экспресс.
(25 апреля) 8 мая
Первый день пути.
699
Настроение хорошее, хотя немного пёстрое. Читаю «Вавилонскую культуру» Винклера. Пишу открытки. Сижу в вагоне-ресторане, от которого отвык вот уже три года. Стремлюсь в Буэнос. О Нине Кошиц очаровательное воспоминание.
Вокруг зима, вернее, чуть заметна весна: зеленеющие ёлки, снег и лужи. Вот так май!
Нине Кошиц в Москву:
«Миленькая, не особенно решительно. Ниночка. Мой поезд пока оправдывает своё почётное имя - идёт резво и изнутри удобен: ресторан с метр д'отелем и большими на чай официантами, пианино, вины, бельё и никаких солдатов. Я читаю «Вавилонскую культуру», курю, думаю об океане и вспоминаю Москву. Жаль. Ваши духи, оброненные на мой носовой платок, — выдыхаются. Но моё воспоминание о Вас по-прежнему благоуханно. Целую Вас, миленькая, и сердечный привет всем. Серёжа. Скажи A.A., что он примерзавил все мои галстуки. Я в отчаянии».