«Очень дорогой А.Н., поручаюсь Храмом вод, что на обороте, перед Вами, как идеально я добрался досюда, как здесь хорошо и как нежно я приветствую Вас, всё ваше семейство. Дам концерты и застряну на несколько недель. Письмо Саше-Яше, если на днях не предоставится случая в Пекин, брошу в почтовый ящик. Искренне любящий Вас С.П.».
(23 мая) 5 июня
Строк завтракал у меня. Хочет послать телеграмму Кошиц, но ведь она, если приедет, то не на его зов, а на мой. А если я позову, то она поймёт это совсем не так. Кроме того, я ещё не расстался с идеей Америки, северной. Начал пописывать скрипичную сонату, вытащил мои рассказы. Вечером гулял о расцвеченной фонариками Гинзе. Ужинал в кафе «Шимбаши».
Строк спросил меня, действительно ли большие артисты Мерович и Пиастро. Я сказал, что они хорошие артисты, но не первоклассные. Что я мог сказать другого? Он спросил, будут ли они иметь успех в Москве и Петрограде. Я ответил: «нет». Неужели я должен был соврать и сказать «да»? Ведь они здесь уже составили имя.
(24 мая) 6 июня
Утром писал сонату. Днём был у Высоцких в Токио, где нарядная публика. Строк уехал в Кобе устраивать концерт Меровичу. Обо мне длинные заметки в токийских газетах. Вечером японка. Но осторожность затмила удовольствие.
(25 мая) 7 июня
Начал: «Преступная страсть».
Скрипичная соната. Неужели скерцо пустое и глупое? А ведь надо писать хорошо или совсем не писать. Днём был у Айко Осэ, к которому письмо от Бальмонта. Говорит по-русски. Издаёт газету о России, по-японски и по-русски. Обожает Бальмонта. Так, не очень интересно.
Ариадна Николаевна, по мужу Руманова, недавно проехала через Японию в Америку, и, верная старому, крутила здесь головы. Думал ли Макс Шмидтгоф, когда мы писали ей, что много спустя, через пять лет, я, гуляя с двумя японскими журналистами по главному проспекту в Токио, буду говорить об Ариадне, недавно укатившей через Великое Окно в Америку? Макс сказал бы: «Страшно шикарно!» Она где-то здесь выступила, но, по словам японца, играла лицом, а не пальцами. Сегодня утром заходил ко мне полисмен и опять, как при спуске с парохода, допрашивал меня: кто, зачем, откуда, кто отец и т.д. Но этим не следует смущаться, тут так поступают со всеми. Он показал мне список человек в двадцать: и
708
американцы, и русские, все остановившиеся в отеле.
(26 мая) 8 июня
Сообщение с Россией (телеграфное) прервано уже десять дней из-за столкновений большевиков с чехословацкими эшелонами в Иркутске.
Мои планы стали довольно ясны. Строк достал Императорский театр на шестое и седьмое июля и рассчитывает на ряд концертов после этого. Затем, если у меня будет 1700 иен (и виза), я поеду в Нью-Йорк и там проживу месяц. Если окажется, что я мог дать там ряд концертов, я останусь, если нет - вернусь к октябрю в Шанхай и дам концерт с симфоническим.
Если бы можно было быть уверенным, что приедет Кошиц или Коханский, имело бы смысл остаться для остальных концертов на востоке, похерив Америку, но раз при таком сообщении с Россией ничто не может быть наверно, то надо сделать ставку на Америку, тем более, что, право, мне больше смысла концертировать перед понимающей публикой (хотя я и в американское понимание не очень верю), чем перед азиатами или полуевропейцами.
(27 мая) 9 июня
Некто Обольский, молодой человек, с которым меня познакомили, любезно предложил свои услуги по хлопотам об американской визе. Он послезавтра уезжает в Нью-Йорк, увидит там и посольство, и всяких важных русских. Я с радостью ухватился за него и просил приложить все усилия для визы. Пописываю «Преступную страсть».
Скрипичная соната не идёт.
(28 мая) 10 июня
Был в русском посольстве второй раз. Теперь они проведали, что я такой-то композитор и сделались поразительно любезными, дали письмо в русское посольство в Вашингтоне, каковое я вручил Обольскому вместе с письмом Мак- Кормику и двадцатью иенами на телеграмму о результате хлопот. Он обещал приложить все усилия, чтобы через месяц у меня была виза. В русском посольстве тоже знают об Ариадне Румановой. Барон Беер, секретарь посольства, заявил с некоторым ядом, что в Америке они рассчитывают на сходство «Руманов» с «Романов» и на возможность сойти за отпрыска, может быть и незаконного, царского рода.
(29 мая) 11 июня
Мерович. Пиастро и Строк уезжают давать концерты в Киото и Осаку.
Мерович зовёт меня отправиться тоже туда - это старинные, настоящие японские города, очень любопытные, а в Токио мне всё равно нечего делать. Вообще, мне целый месяц нечего делать, если Строк не устроит чего-нибудь до 6 июля. Но он говорит, что в Японии надо начинать с Токио и с Императорского театра, а раньше шестого Императорский театр не получить. В Америку тоже раньше конца августа нет смысла. Значит, наслаждайся Японией и работой.