П. П. Сувчинскому:
«Милый друг, вот уже две недели я наслаждаюсь жизнью в столице японской империи. Собираюсь проехаться по красивым местам Японии, затем дам несколько концертов и - дальше, всегда дальше! Привет, С.П.».
709
(30 мая) 12 июня
В полдевятого утра я и Мерович с экспрессом выехали в Киото, до которого одиннадцать часов пути. У экспресса маленький, но изящный салон, и довольно бойкая скорость. Я был чрезвычайно доволен нашей поездкой по красивой, уютной и очень благоустроенной Японии. Мерович - славный малый. Сидя в креслах на площадке салон-вагона мы смеялись, что думали ли мы в есиповом классе, что нам придётся разъезжать в экспрессе по Японии, беседовать о «Фейерверке» Дебюсси?
Иены мои фактически уменьшаются и, если бы не уверенность в Строке, положение моё становилось бы неуверенным.
(31 мая) 13 июня
Ездили в быстром электрическом трамвае в Осаку, оживлённый, чисто японский город, где мы не встретили ни одного европейца. Особенно фантастическое зрелище - театр, и даже не сцена, а зрительный зал, где все сидят в каких-то коробках, лопают рис и со страшной быстротой машут веерами. Любопытны главные улицы вечером, с тысячами фонарей и фонариков и огромной гуляющей толпой. Если в наших парикмахерских есть отдельньш маникюр, то здесь отдел чистки ушей. Очень любопытно. Сюда бы послать некоторых наших тугоухих музыкантов.
(1) 14 июня
Уже пять дней я ничем не занимался. Чувствую голод и рад, что сегодня никуда не надо ехать. Гуляли с Меровичем по окрестностям Киото, среди тысячи буддийских храмов, удивительных водных сооружений (каналы сквозь тоннели), по прелестной местности. Вот здесь настоящая Япония. Мерович советует по дороге в Америку дать концерт в Гонолулу. Прелестная идея. Гонолулу, ведь, моя мечта. У меня прелестная комната, полу-европейская, полу-японская, с резными раздвижными стенками, циновками. Только ужасно дорого и иены так и бегут, а рубль упал ещё больше. Не знаю, как будут менять оставшиеся «пятеньки» (пятёрки). А ведь как это было много раньше!
(2) 15 июня
Сегодня я целый день провёл один, писал «Преступную страсть» (с большим удовольствием), учил глазами Шопена, думал. Вечером с Меровичем отправились в Чайный домик. Их здесь сотни и там танцуют гейши. Четыре девчонки танцевали нам naked dance, т.е. танец голых. Насчёт танца, - по-моему, они просто прыгали, надувая европейцев, но раздевались честно догола и после даже предлагали short-sleep. В результате одна, самая хорошенькая, сидя у меня на коленях, спёрла жемчужную булавку. Хорошо, что вовремя я спохватился, и тогда булавка нашлась. Зацепилась, видите ли, за её волосы, когда она клала мне голову на грудь.
(3) 16 июня
Писал «Преступную страсть». Перечитывал «Любовь к трём апельсинам».
Мне очень нравится идея написать на это оперу, и, должно быть, напишу, но не нравится развязка. Бенуа дал мне итальянский оригинал, надо перечесть по-итальянски. Затем надо разорвать параллельные события подземных сил и поставить их в
710
соответствии с происходящим на земле.
(4) 17 июня
С Пиастро и его очень хорошенькой подругой, которую он выцарапал в Шанхае, ездили по системе здешних каналов, любопытство которых заключается в том, что они скользят сквозь длинные тоннели.
(5) 18 июня
Вторник. Окончил «Какие бывают недоразумения». Это уже шесть рассказов и четыре намечено. Будет десять - и довольно пока.
Пиастро уехал со своей нарядной подругой на берег моря. Мерович, переселившийся в Нару, в двух часах езды, звонит оттуда по телефону и зовёт приехать туда. Превосходный отель стоит среди парка. Я, может быть, поеду.
(6) 19 июня
Идеи Анданте для скрипичной сонаты. В четыре часа переселился в Нару. Отличный отель стоит на берегу озера среди огромного священного парка, с массой храмов и памятников. По парку бродят священные олени, совсем ручные, которые окружают вас толпой, если вы начнёте кормить их хлебом. В пруду золотые рыбы с аршин величиной, жирные и противные, тоже священные. Здесь тихо и привольно. Чудесный колокол по форме напоминает митру, по звуку - огромный благородный гонг.
(7) 20 июня
Начал ползти «Белый друг». То мне кажется, что это удастся лучше всех, то кажется, что это будет смешная попытка написать серьёзно поэтическую вещь. Здесь хорошо для работы, но я не могу вернуться в неё. Прошлое лето, о котором я вспоминаю с таким удовольствием, самодавлело в своём времяпрепровождении и, никуда не стремясь, я наслаждался моею работой и житьём на моей милой даче. Здесь же я всё же на пролёте (весь этот год под знаком непрерывного стремления), и я не могу сосредоточиться и углубиться. Вообще, я прихожу к заключению (о, позор!), что мне нравится иметь деньги и может быть, после этой поездки, они будут.