Был у Рахманинова, который сидел и зубрил новую редакцию своего 1-го Концерта, ещё нигде не игранную. Мы провели час в самом тёплом разговоре и, право же, Рахмаша ужасно хорош. Только жалуется, что стар, что ему нездоровится, что потерял с большевиками все деньги. С концертами здесь торопиться не будет, хочет пожить спокойно. Всё время трещали к нему телефоны. Он говорил: «Ах, проклятые!» и посылал меня разговаривать. Дал отличный совет, как заклеить палец, у которого лопнула и кожа, и мясо от его же наряда. Надо сначала замазать коллодиумом, затем тонкий слой ваты, затем опять коллодий, опять вата и так четыре раза. Получался отличный тампон, через который я чувствовал клавишу, но не было боли.
(1) 14 ноября
Сегодня я несколько кислый.
Злит, что концерт будет при пустом зале и что Адамс недостаточно внимательно занимается концертом. В конце концов, что зал будет пуст, это не столько важно, сколько противно, потому что успех всё равно будет, и критики тоже, а тогда посмотрим.
С тампоном на пальце немного играю, но всё же он мешает.
(3) 16 ноября
Познакомился (у Mme Ланьер, той самой, которая не имела денег, чтобы устроить от «Friends of Music» мой концерт и теперь выражала мне сожаление, что я дебютирую не под их флагом) с талантливым композитором Блохом, который имел здесь большой успех в прошлом году. Это добродушный, круглолицый еврей. Несмотря на свой успех, он теперь голодает (потому что не пианист) и стремится в родную Швейцарию.
(4) 17 ноября
Все деньги вышли, а В.Н. уехал в Вашингтон. Приходится комбинировать на оставшийся доллар. Вместо обеда пил кофе.
Писал американца с египтянином21.
Программа готова и рахманиновские вещи выучены лучше всего. Что значит как следует приняться за дело.
(6) 19 ноября
Сегодня у меня в кармане только тридцать центов. Вместо завтрака пил кофе с бутербродом, а обедать позвали Больмы. О моём финансовом кризисе никто не знает, а Башкиров возвращается завтра.
Вечером, когда я был настроен неважно, так как противно играть завтра при пустом зале (в чём я не сомневался), позвонила одна дама и стала жаловаться, что не может достать билета, так как уже два дня всё продано. Я ей поверил наполовину, но заснул в отличном настроении и спал как убитый, видя хорошие сны. (Она напутала по незнанию английского языка - билеты были, но случайно оказалась хорошим пророком).
21 Рассказ «Рамзес-янки».
747
(7) 20 ноября
Когда утром Mme Больм позвонила мне и спросила, каково моё настроение, я ответил: «Жажду крови». И действительно, настроение было страшно боевое. Пальцы почему-то зажили и единственно неприятной перспективой был тугой рояль. Впрочем, я нервничал и боялся, что буду нервничать во время игры, а это надо было во чтобы то ни стало избежать, потому что выгоды никакой, один вред. Надо было найти для себя достаточное убеждение. Я попробовал доказать себе «от Шопенгауэра», что я - гениальный музыкант, а публика - «фабричный товар природы» и я был бы смешным в собственных глазах, если бы опустился до волнения перед ней. Но на это был ответ: публика сегодня будет самая избранная и среди неё найдутся люди, достаточно тонко понимающие, чтобы строго разобраться в том, что я делаю хорошо и что плохо. Тогда я взял другое убеждение: с точки зрения всей моей музыкальной жизни, первое американское выступление вовсе незначительный факт и вопрос успеха или неуспеха в Нью-Йорке никоим образом не может поколебать моей музыкальной карьеры. Но на это был ответ: да, но чрезвычайная разница - вырваться из Америки триумфатором и с долларами, достаточными, чтобы жить свободно, как хочешь, - или вырваться без успеха, купив билет в долг и неудовлетворённым, хотя и с сознанием, что для американцев нужны просто рэгтаймы и что меня этот неуспех поколебать не может. Тогда я имел третий довод: в моей жизни мне много раз придётся проходить через важные и ответственные моменты, через которые не всем суждено пройти и за которые многие бы дали очень много. Если я буду переживать эти моменты с драмой и волнением, то что мне толку в них? И какая разница - если принять их радостно и просто! Этот довод оказался самым остроумным: я не нашёл возражений на него, ухватился и решил провести сегодня в жизнь.
Когда я пришёл в Эолин-холл, то зал оказался полным. Это было приятно. Я сейчас же вышел играть, был встречен овацией, но - проклятое тугое фортепиано! - в первом этюде, который я играл всё же не совсем спокойно, в пальцовом месте пальцы совсем отказались выдавливать тугие ноты. Поэтому я сбился и должен был сразу перескочить на спокойный до-мажор. Правда, я сразу взял себя в руки и дальше играл более внимательно рассчитывая звук, но было неприятно, ибо, если так пойдёт и в других пьесах, то выйдет чёрт знает что. Однако, это по счастью не случилось и, хотя мне всё же пришлось из-за проклятого «Стейнвея» кой-где упрощать пассажи, а тогда форсировать звук, но инцидентов больше не было. Аллегро 2-й Сонаты прошло с меньшим успехом (не эффектное, видите ли), но зато скерцо и финал привели публику в раж. Рахманинова я сыграл просто-напросто очень хорошо, а Скрябина менее честно с точки зрения точности, но очень эффектно 12-й Этюд. Последняя серия (Прокофьев, Скрябин и «Гавот» из Ор.12 и «Наваждение») прошли хорошо. В артистическую явился Адамс и указывал мне, когда выходить кланяться и когда играть на бис. Публика столпилась у эстрады и аплодировала, но не так сангвинически, как в Петрограде. Я был вызван десять раз во время перерывов (4 + 3 + 3) и восемь раз в конце, в том числе три бис'а. Затем меня повели в артистическое фойе при зале, где набилась масса музыкального народа и где меня восторженно поздравляли. Отрывали руку человек пятьдесят. Успех превзошёл ожидания. Вечер провёл по-семейному у Больмов.