- Что-ж, хорошо. Только у меня нет места в классе. Я не могу вас принять...
Той ничего не оставалось, как встать и уйти.
Затем играл Шуберт «Апассионату» Бетховена. Ничего, но в общем неважно. Затем ещё пара учениц... Я сидел и думал, что я могу сыграть и хорошо, и скверно. Могу блеснуть, но могу сыграть и неуверенно, хромая в мелочах. Я приготовил е-moll`ную «Прелюдию и фугу» Мендельсона. В пятницу её играть... Надо эти два дня подзубрить на зубок, проиграть Захарову и затем смело выступить перед Есиповой.
Прослушав двух учениц, я ушёл из класса. Было около трёх часов. Консерватория как-то затихла и опустела. Странно было видеть эту тишину, когда час тому назад всё кипело, как в котле, и в коридорах нельзя было протолкнуться.
Я ещё не намерен был уходить и, сидя на окне, болтал с каким-то теоретиком. Вдруг показалась Есипова, которая кончила заниматься. Так как я ушёл от неё, не дождавшись конца, то мне неловко было ей показываться, сидящим против её же класса. Я стремительно поднялся и отправился в противоположную сторону, к лестнице, и натолкнулся... на Верочку Алперс.
Она обрадовалась мне. Я тоже очень ей обрадовался. Что ни что, а Верочка самый милый человек в Консерватории. Будь она вдобавок красивой, я, видно, был бы в неё влюблён без ума. Впрочем, она возмужала и умеренно похорошела. Спасаясь от Есиповой, я быстро увлёк её вниз, и там мы проболтали около часу. К инциденту с Максом она отнеслась с интересом и удивлением. Я рассказывал смеясь, и говорил, что мне интересно посмотреть, как Макс поведёт себя, когда придёт в Консерваторию.
- Как вам не стыдно: что вы ему ответили! - сказала она, вспоминая гриб.
Говорит, что умерла Нодельман от тифа, в Евпатории. Мне жаль её. Мы хоть с ней не всегда ладили, она меня, кажется, не особенно любила, и даже одно время наговаривала на меня Верочке, говоря, что «ему особенно нельзя верить», - но всё же она была очень умная, практически умная, энергичная и живая. Как раз летом я несколько раз вспоминал о ней.
В половину четвёртого мы с Верочкой вместе вышли из Консерватории и вместе дошли до 1-й Роты. Там расстались. Я заехал на квартиру и отправился на свою Сергиевскую. Теперь вечер. Я устал и к Мясковскому не пошёл. Пишу дневник и играю Есиповой.
На другой день после приезда, в среду, я попал в Консерваторию только в пятом часу, нашёл полнейшую пустоту, не в духах вернулся домой. Дома я занимался, готовился к есиповскому дебюту и часто вспоминал Верочку Алперс, об которой скучал и которая мне очень понравилась. У меня побывал Мясковский, да я побывал у М.П.Корсак, которая увезла меня к себе на своей лошади. Больше ничего.
В четверг, часов в двенадцать, я пришёл в Консерваторию, чтобы сыграть Захарову мою мендельсоновскую «Фугу». На этот раз Консерватория была битком набита. Тут и Мясковский, тут мелькнули и лица Кузовковой, Березовской... Мы сыскали свободный класс, и я стал играть Захарову «Фугу». От Захарова мне ужасно влетело: я считал, что выучил вещь вполне прилично, - он сказал, что очень нехудожественно и что Есипова будет ругаться. До сих пор я всё-таки чувствовал почву под ногат, отправляясь в есиповский класс, ибо надеялся на свою «Фугу». Но теперь, слыша угрозы Захарова, видя прекрасный, как на подбор, класс Есиповой, наконец, этот почтительный разговор в полголоса при ней и её манера держаться царицей, - всё это начинало меня пугать. Впрочем, вернувшись гомой и повозившись над «Фугой», я убедился, что «Фугу» я всё-таки знаю, и на другой день довольно спокойно отправился на урок.
Но вернусь к тому дню. Есиповский класс бывает четыре раза в неделю, каждый раз от часу, и мы с Захаровым, отыгравши «Фугу», отправились в него. Урок уже зачался. Когда мы вошли, только что кончила играть Малинская, моя весенняя знакомая. Её появление в есиповском классе меня очень интересовало, ибо я считал её за очень способную пианистку, да кроме того, она находилась в таком же положении, как и я.
Как раз единственный свободный стул оказался рядом с ней. Я сел.
- Ну что?
- Кажется, ничего.
- Она, говорят, «орёт»?
- Нет, напротив, очень мягко.
- Ну, отлично.
В классе сидеть одно удовольствие. Ученики играют хорошо, Есипова показывает восхитительно и удивительно интересно. Да все и всё как-то выше, интеллигентней, чем в других, «обыкновенных» классах; чувствуется, что здесь собралось всё лучшее из Консерватории, даже само помещение и рояли лучше. Точно из глухой провинции попадаешь в избранное петербургское общество.