Позанимавшись полтора часа, Есипова пошла отдохнуть и покурить. Все учащиеся повалили за ней из класса. Есипова скрылась в конференцзале, мы разбрелись по коридорам и смешались с толпой.
Я разговаривал с Малинской. О впечатлении, которое производит есиповский урок, о том, как сошло сегодня у неё, о том, как сойдёт у меня завтра, о том, что она иногда спрашивает технику и двойные терции, и что и Захаров, и Ахрон, и я - все уже забыли их.
Подошла Верочка Алперс. Она только что отыграла у своей Оссовской и очень удивлена, что так быстро отделалась. На этот раз она мне понравилась гораздо меньше. Она опять как-то подурнела, и впечатление первой встречи было лучше. Говорит, что Глаголева вернулась из Парижа, так как была с визитом у Флиге. А Флиге собирается уходить из Консерватории. Анисимова стала ещё меньше ростом, но страшно модничает и ещё больше мнит о себе. Бессонова собирается похорошеть.
В это время прошла Есипова и двинулась в класс. Верочка пошла искать Березовскую, у которой была её книга, а мы, ученики Есиповой, пошли на урок. Впрочем, я до класса не дошёл, а, постояв и послушав у двери, отправился назад. Внизу мелькнула в отдалении Бессонова, а затем пришлось пройти мима Абрамычевой, которая сидела на окне в толпе учеников и учениц. Я подошёл, очень воспитанно поздоровался, и, не обмолвившись ни словом, прошёл дальше. Вероятно, она обиделась. Дело в том, что около десятого сентября, я, не зная, когда мне ехать из Сонцовки в Петербург, запросил Захарова, Мясковского, Алперс о том, когда начнёт заниматься Есипова. И на всякий случай написал Абрамычевой. как близкостоящей к Консерватории, прося сообщить о том же. Она, как оказалось, ответила мне, но письмо её не застало меня в Сонцовке. Ну, всё равно, подойду и поблагодарю в другой раз.
Появилась Верочка и мы вместе вышли из Консерватории.
Она домой, а я на свою Бронницкую квартиру, справиться, нет ли писем, и проводил её до Второй Роты.
Вечером и на другой день утром я готовился к Есиповой и в двенадцать часов был уже в Консерватории. Прихожу в класс. Там уже все играющие сегодня. Захаров, Ахрон и Виноградов сидят за тремя роялями и дубасят одновременно каждый свою вещь. Я постоял с минуту и направился к двери. Захаров кричит:
- Куда же вы? Это в вашем духе: всё из пикантных диссонансов!
Я пустил в него портфелем и вышел.
Не успел я переступить порог, как был удивлён крайне неожиданной встречей. Да, это было весьма неожиданно... впрочем - приятно. В двух шагах в коридоре скользил по стенке Макс Шмидтгоф. Несколько моментов мы смотрели друг на друга. Он приближался по коридору, я выходил из двери. Он выжидал, не зная, как я встречу его, я быстро соображал, как я должен действовать. Через момент я, улыбаясь, подошёл к нему и приветливо поздоровался.
- Что-ж это вы говорили, что в октябре?
- Приехал.
- Давно?
- Вчерась. А вы?
- Дня четыре. Вот сейчас из класса. Вы вовремя попали. У меня сейчас первый урок у Есиповой. Очень страшно. Вы меня развлечёте.
Мы сели на окно у библиотеки.
- Послушайте, что это за дикое письмо вы мне?...
- Да после ваших писем...
- Во-первых, страшно нелогично и непоследовательно!
- Ну да, непоследовательно по отношению к моим письмам, но ваши письма... ведь вы ясно вызывали это.
- А вы ответ мой получили?
- Ответ?! Нет, не получил. Я ведь так и уехал на другой день.
- Жаль. Очень уж хороший был ответ. Я думал, получили.
- Длинный?
- Нет, очень короткий.
- Ну, тогда неинтересно.
- Напротив, очень интересно. Ваше письмо было такое уж длинное, что на него можно ответить было только коротко.
Мы перешли на другие темы. Спрашиваю его:
- Что сочинили летом?
- Балладу сочинил.
- Ого! Для оркестра?
- Нет, для фортепиано. И несколько романсов. - Вы мне, конечно, покажете?
- Не знаю.
- Кого боитесь: себя или меня?
- Себя, конечно. А ваша Симфоньетта - кончили?
- Не совсем, на последнем месяце беременности. Зато какие этюды я создал для Винклера! И сонату ещё Лядову. Только потерял её.
- Как?
- Вероятно, в деревне забыл. Пришлют. Второй раз, как теряю сочинения, скандал.
- А сердце не потеряли?
- Где, в деревне? Да там такая глушь! Никого. Совершенно на месте.
- И отлично: зимой пригодится.
Подошёл Шандаровский. Я довольно быстро его спровадил. Мы проболтали с Максом около четверти часа. Он вынул часы.
- Ну, прощайте, - говорит мне, - пора идти завтракать.
- Вы что-ж, на уроке были?