- Правда, хорошенькая? - спросил я его.
- У неё глазки хорошенькие, очень томные глазки, в них столько неги... Хотя мне она не нравится{24}.
На другой день, в два часа, я явился на торжественный акт в смокинге, первый раз. Первая, кого я встретил, была Ванда Яблоньская и, не видя никого других знакомых, я сел рядом с ней.
Однако, через пять минут, на противоположном балконе, я усмотрел Глаголеву и почему-то очень ей обрадовался. Оказывается, рядом с ней сидит и Верочка с Людмилой Васильевной{25}. Я поместился с ними, рядом с Глаголевой. Просидев часок на балконе, мы втроём с Верочкой решили пробраться в партер, где было много свободных мест, но куда попасть было всё-таки довольно трудно. Впрочем, сторож, оберегавший входы, без особых капризов пропустил двух шикарных барышень в белых платьях, а кстати и меня, как кавалера. Мы сели в креслах партера. Всё хорошо. Казалось, чего бы ещё.
Увидя несколькими рядами сзади нас Глиэра, приехавшего депутатом от Москвы, я счёл достаточным предлогом - повидать старого учителя, чтобы покинуть «на минутку» своих барышень, и отправился к нему. В субботу днём была генеральная репетиция воскресенья и продолжение Kontramarken-Fieber`а. Был Макс, была Алперс, Мериманова. Эта Мериманова, хорошенькая обезьянка в пенсне, из нашего класса Есиповой и которой симпатизирует Глазунов, получила от него целую груду контрамарок высокого достоинства на сегодняшний вечер. Мне она очень не нравится, но я ей, очевидно, наоборот, так что я получил целых три контрамарки, но с условием, что перед концертом заеду за ней и завезу её.
После репетиции началась внизу бешеная толкотня и гомон. Все хотели контрамарок и ломились в кабинет Глазунова. Зная, что у меня полон их карман, приставали ко мне до растерзания на части. В конце концов, дав по контрамарке Глаголевой и Максу, я вышел вместе с последним, толкуя о том, что пора начинать бриться и не знаешь как: у парикмахера или самому дома? Вечером, вместе с Меримановой, мы приехали в Консерваторию. Там уже началась хлопотня, чтобы всё с цветами для Есиповой да с корзиной было как следует и на месте.
Концерт начался.
Играл Ауэр Концерт Чайковского. Исполнил прямо великолепно. Хотя многие из его учеников и ругались потом. Но я слушал с редким удовольствием. В антракте я имел очень озабоченный вид и возился с цветами. Сейчас должна играть Есипова, мы должны забросать её цветами с балкона. Сто шестьдесят букетиков лежали в трёх плоских корзинах. Мы вынули их и положили на красный бортик балкона.
Игру Есиповой на этот раз я не мог слушать так внимательно, мысли были уже не там. И как только она кончила, посыпались сверху цветы. Они со всех сторон ложились вокруг неё, а один букетик попал на её длинный трен{26}, и так и поехал с ней в артистическую. Есипова имела большой успех и два раза играла на бис. Конечно, мы орали как полоумные. А внизу Пышнов и Захаров, во фраках, корректные, как с иголочки, с Гофман и Меримановой во главе, вынесли к эстраде нашу саженную корзину белых цветов. Кончила играть Есипова, и весь класс собрался к ней и стал дефилировать. И так мило: все ученики прикладывались к ручке, а с ученицами она целовалась и они тоже прикладывались к её ручке.
- Вот мои птенцы, - говорила она какому-то генералу в орденах, стоявшему рядом с ней.
В воскресенье, на денном концерте, где выступили наши дирижёры, уже начало чувствоваться утомление от юбилейных торжеств. Придя на прямой балкон, я присоединился к Смирновой, Тицу и другим ученикам есиповского класса, чтобы вместе слушать Боровского, игравшего Концерт Рубинштейна. Наши дирижёры провели концерт недурно и лицом в грязь не ударили. Впрочем, не могу сказать, чтобы Канкарович так уж блеснул, как собирался.
1910
Рождество я отпраздновал по новому стилю.
Есипова, готовясь к концерту, перестала заниматься с начала декабря. У Черепнина тоже готовились к концерту и настоящих занятий не было. К Лядову я перестал ходить с осени. Таким образом, дела в настоящем смысле этого слова не было, хотя время всё-таки куда-то стремительно уходило.
В Консерватории уже чувствовалось предпраздничное настроение, начинали репетировать концерты, и чем дальше, тем больше. В конце концов, три дня были праздничные концерты, которые закончились двадцатого, и возвратясь двадцатого домой, я почувствовал полное утомление от концертов, суетни, наших барышень и безделья.
Тянуло сесть за работу, что-нибудь сделать, подвинуть себя, погрузиться в другую область. На праздниках особых развлечений не предвиделось, я был очень доволен и задумал следующий план работ: