Выбрать главу
22 мая

Двенадцатого пришёл на экзамен Глаголевой и Алперс. Фриды не было. Впрочем, Фрида скоро пришла и уселась в передних рядах. Я стал слушать Верочку. Ничего, мило, сделала успехи, что я ей и высказал очень любезно.

Потом пошёл в артистическую, где кисла Лёся в ожидании своего номера.

- Я сегодня поеду в Сестрорецк на открытие сезона, - объявила она, - поедемте?

Я обрадовался. Уговорились, что я заеду к ним в пять часов, пообедаю, затем соберётся компания, и в шесть мы выедем. Глаголева играла так себе, но зато идеально вышла на эстраду.

В пятом часу я пошёл к папе в больницу. В шестом часу я вышел оттуда. Погода была чудесная, я как-то встряхнулся, до отхода глаголевского поезда оставалось три четверти часа, я вскочил в трам и поехал в Новую деревню на вокзал.

Трамвай пришёл минуты за три до отхода поезда. Я посмотрел туда-сюда, Глаголевой не видно, поезд тронулся и я поехал. Я прошёл через всю цепь вагонов, но компании не нашёл - видно, со следующим поездом поедут. О Сестрорецком курорте я не имел Keine Ahnung{36}, а между тем, оказалось, что ехать-то туда более часу.

Становилось скучно. Я стоял на площадке последнего вагона. Погода была очаровательная. Вокруг зелено, тихо и весело. Я думал о том, какая это была бы чудная прогулка и как скучно теперь одному.

Становилось тоскливо. Дико выглядело - нестись куда-то бесцельно, неизвестно зачем. Действительно, какого чёрта я буду делать в Сестрорецке. когда Глаголева, ждавшая меня обедать, быть может, разладила со своею компанией и совсем не поехала. Между тем целый час ехать обратно, да ещё потом почти час в трамвае до дому.

Становилось невыносимо. Я заставлял себя доехать до курорта, но не мог. На последнем разъезде попался встречный поезд, я перепрыгнул в него и... вернулся в Питер.

На другой день я отправился к Мясковскому, не зная, пойду ли я на экзамен пения или нет. А он заговорил об экзамене, о том, что Асафьев аккомпанирует на нём, я потащил Мясковского и мы пошли. Отлично, а то я терпеть не могу являться один, когда не знаешь, зачем пришёл. Мы скромненько уселись с ним на балконе.

Вдруг - трах - внизу появилась Рудавская, живая как ртуть, хорошенькая как картинка. Это была новость для меня. Дело в том, что она давно уж исчезла, а на акте я видал её только издали. А прежде, в добрые времена, мы сговаривались переписываться летом. Теперь, не надеясь больше её видеть и запасаясь корреспондентами на лето, я ставил Рудавскую на одно из первых мест и, боясь, как бы она не закатилась куда-нибудь на лето, черкнул ей маленькое письмецо, так, милую эквилибристику в словах.

Как оказалось, письмо произвело эффект. Письмо она получила вчера, а сегодня появилась в Консерватории. Появился Макс, этот уж на балконе и объявил, что он уезжает в деревню. Я пошёл проводить его донизу, причём уговорились играть летом по переписке в шахматы (!), нельзя же, в самом деле, просто переписываться после прошлолетнего скандала! Кстати сказать, он на экзамене играл отчаянно; волновался, сбивался, путал, но всё же «выиграл» 4.

Экзамен скоро кончился. Я встретил Antoinett'очку, которая опять пообещала быть завтра и сейчас же спорхнула, - а затем Фриду Ганзен. С ней мы пошли домой. Фрида небрежничала: видела меня с Рудавской.

На другой день — экзамен Розановой. Рудавская была очаровательна и всё время со мной. Мы по-дружески расстались. Antoinett'oчкa обещала скоро написать мне; подарить свой портрет; если будет хорошая погода, то пойти куда-нибудь на прогулку, словом, как всегда кучу вещей - и канула в вечность.

На следующий день, девятнадцатого, был экзамен Нюры Паласовой. Фрида волновалась за неё до умопомрачения. А мне сказала, что завтра снова, может, уедет в Москву. Может, совсем до осени не вернётся в Петербург, может через несколько дней вернётся.

20 июня

Конец июня. Дни идут на убыль. А я всё ещё сижу в Петербурге. Предскажи мне кто-нибудь это раньше - я пришёл бы в ужас. А между тем это так. Папа всё ещё болен и, кажется, безнадёжно. Вся хирургическая часть болезни прошла благополучно, оказавшийся рак вырезан, всё починено, но истощились силы после трёхмесячной борьбы, отказывается служить сердце и аппетита нет, а только аппетит может спасти дело. Мама измучилась, не покидая его ни на минуту, ни днём, ни ночью с самого марта, а я, хоть и не оказываю помощи, всё же кисну в городе. Такая хорошая была зима! - лучшие же месяцы года не увенчали зиму.

Я занимаюсь, но не так серьёзно, как надо бы. Играю на рояле, работая над тоном и круглыми пальцами, и над Концертом Сен-Санса с «Мефистовальсом». Кончил «Сны». Сочинил много материала для Концерта. Пописываю сонатинки.