А уезжал отец числа пятого июля.
Восьмого июля я должен был быть в Питере, ибо это папино рождение, и писал Колечке, что если он желает, то восьмого вечером мы вместе можем тронуться в Териоки. Бывая у родителей два раза в неделю, пятого я тоже был у них. Возвращаюсь вечером в Териоки. вдруг, на вокзале, в большой толпе народа - Борюся.
- Ты что это?
- Да так. письма пришёл опустить; очень рад. что тебя встретил. Вон где-то тут девица твоя разгуливает...
- Ну? - и я отправился к Антоше.
- Я каждое утро бываю у моря, - объявила она. - И завтра буду с одиннадцати часов, приходите. Я буду сидеть поближе, чем казино, там три скамейки.
На этот раз выходило как-будто вернее. Antoinett'ка не хотела сейчас, чтобы Захаров нас видел вместе (почему?), я, со своей стороны, не хотел заставлять его ждать и, в ожидании завтрашнего дня, мы скоро расстались. Идём лесом. Заговорили о Мясковском. Вдруг Боря ни с того, ни с сего:
- Да ну, ведь известно, что Мясковский вообще плохой музыкант!
Я удивлённо посмотрел на него... Тот сказал:
- Знаешь, побежим, а то так долго идти.
Я побежал, он за мной. Вдруг слышу, что он отстал и кричит:
- Эй, Серёжа! Стой! Серёжа!
Оглядываюсь: стоят Захаров и... Мясковский, маленький, серенький. Я обалдел. А потом бросился душить и обнимать его. Оказывается, душоночек приехал днём, а вечером приятели пошли меня встречать. Пришли к предыдущему поезду и потом почти час ждали на вокзале. Тут же увидали и Antoinett'очку, причём Колечка нашёл, что та, другая - была лучше. (Ганзен, стало быть). Когда подошёл мой поезд, Колечка ушёл в лесочек, для того ли. чтобы не помешать мне увидеться с Тоней, или просто хотелось околпачпть меня в лесу, но только после смеялись мы много. Вообще мы были очень довольны, что наш триумвират собрался и чувствовали себя чудесно.
Но только Мясковский вне музыки не существует, ходит одна какая-то молчаливая тень. Странный он человек. И до чего необщителен, особенно с дамами - передать нельзя. Как музыка - так другой человек, для которого ничего, кроме одной идеи, не существует. Таков Мясковский. Хотя с глазу на глаз или в триумвирате он мил, болтлив, иногда даже очарователен.
Итак, на другой день в одиннадцать я отправился на пляж и на одной из трёх скамеек нашёл прелестную Тонюшу, склонившуюся над «Сафо» Доде. Мы погуляли по пляжу, я привёл её в прилегавший к морю Захаро-Дурдинский парк, заброшенный кусок леса, куда, однако, вход посторонним воспрещён. Гуляли там, собирали землянику, нашли кучу клочков какого-то документа, подобрали, уселись на траве и стали реставрировать документ. Оказалось, что это был перечень имён для поминовения в церкви - мы были несколько скандализированы.
В это время в отдалении, по дорожке, прошла дама в белом, с красным зонтиком, в которой я, как же показалось, узнал belle-soeur{39} Бориса, Зинаиду Эдуардовну Захарову. Мы с Тоней сидели на траве с клочками документа на коленях. Я. шутя, чтобы белая дама нас не рассмотрела, прилёг на траву за Тонюшу, и дама благополучно проследовала мимо.
Между тем приближался час дня. Пора было мне обедать, и мы расстались до завтра. Вернулся я на дачу в тот момент, как все садились за стол. Оказалось, что про моё свидание проведали, - и тут-то началась пальба со всех сторон. Уж дразнили меня этим свиданием, дразнили; я храбро и блестяще отбивался как мог, но ничего не помогало: пол-обеда дразнили. Впрочем, добродушно.
После обеда я даже спросил Колечку: что это они такое?
- Для развлечения, - улыбнулся тот.
Однако я не смутился и часто бывал на море. Мы мило гуляли с Антошей, правда, недалеко, далеко только собирались, но всё же самое лучшее, самое безоблачное воспоминание осталось от этого милого териочного времени.
Тоня являлась на свидания в моей quasi-брошке из quasi-золота, которые только что вошли в моду для ношения с пикейными воротничками, и которую она стибрила у меня в одно из первых же свиданий.
Так длилось недели полторы. Но случился дождь, наше свидание не состоялось, и нить опять порвалась.