С молодым супругом Леся держала себя из рук вон: звала по фамилии, говорила «вы», а когда кричали «горько!», не хотела целоваться. Наконец отец жениха, старый маститый священник, подошёл к молодым и проговорил ласково:
- Ну, горько, дети, горько!...
- Нет! - ответила Леся с изящным движением, - и не поцеловалась.
Священник мрачно отошёл в угол. Когда же гости расходились, он только сухим рукопожатием обменялся со своею дикой belle-fille{45}.
Свадебка!...
Несколько слов о моих музыкальных делах. В январе я очень просил Рузского поговорить с Глазуновым о Симфоньетте. Николай Павлович рад всей душой, но, не успев повидать Глазунова, должен был уехать в провинцию на два месяца.
Между тем в Консерватории заговорили, что в марте устроят концерт из сочинений учащихся и что уже намечены вещи Львова, Спиваковского и Мервольфа. Ясно, как Божий день, что здесь более место моим вещам, чем чьим-либо другим; хотя бы уже потому, что я ученик дирижёрского класса.
Я забрал свою Симфоньетту, добился аудиенции у Глазунова и показал ему мою вещь. Кое-что понравилось, главным образом из 1-3-5 частей, даже контрапункт второй части был отмечен, но непонятны были выдержанные секунда с квартой в басу, но мутно звучала гармония в эпизоде С-А-С-А, да многое казалось мутным, иль дерзким, иль непонятным для стареющего уха Глазунова. Во всяком случае, такую сложную вещь нельзя дать ученическому оркестру. Пришедший в это время Черепнин подтвердил глазуновское мнение. Но зато тут же Черепнин высказался за постановку двух моих женских хоров: «Лебедь» и «Волна». На том и порешили; «Царскую невесту» окончат, хористки освободятся и выучат моего «Лебедя» и «Волну». А про Симфоньетту Черепнин поговорит с Хессиным, дирижирующим теперь у графа Шереметева.
Я занялся чисткой хоров, главным образом «Волны», как вдруг Габель заявил, что хористок достаточно замучали с «Царской невестой» и что по окончании оперы их распустят совсем, а о моих сочинениях нечего и думать.
Чёрт знает что! Черти полосатые!
Если и хоры не пройдут, надо постараться хоть выступить с фортепианными пьесами, например, теми, которые я учу для Москвы. Ведь я единственный композитор в Консерватории, остальные композиторы - маралы, а меня обходят! Где же справедливость? Им нужны ученики, которые пишут по-ученически. А тот, кто пишет не как ученик, а как композитор, тому нет места на консерваторских концертах!
С Павловой и Левицкой я стал встречаться часто, почти каждый день. Павлова - кокетка, ухаживать за ней трудно и опасно. Я счёл за лучшее поставить себя сначала в возможно более приятельские, дружеские отношения. При встречах я бывал мил, прост, болтая обо всём, что ни попадало под язык, сыпал всякими словечками, под неумолкаемый хохот обеих девиц.
Мы часто выходили вместе из Консерватории после четырёх часов, шли до Мариинского театра, читали там афишу, затем Павлова удалялась на свой Васильевский остров, часто с провожатым, а мы с Левицкой шли до Никольского сада и тут расходились в разные стороны.
Вскоре мне удалось проводить Марусю Павлову, под предлогом надобности к портному, который действительно жил на Васильевском острове. Мы очень мило пропутешествовали с ней на Васильевский остров. Она много говорила и на каждом слове обманывала. Я ей платил тем же.
Недавно мы втроём шли с репетиции из Дворянского собрания в Консерваторию. На Никольской площади играли в снежки; ужасно весело.
С Рудавской видимся реже, письма прекратились, телефоны нечастые.
Впрочем, недавно я позвонил ей по телефону и пригласил идти гулять. Она сейчас же приехала, и мы часа два бродили по Питеру в морозный и ветреный вечер, заходя греться в кондитерские.
А последний раз мы опять разругались.
Вера Алперс о Павловой: «Она очень милая и такая простая...». «Ну, положим, не такая уж простая», - возразил я.
1.
2.
19 июня, Сухум - Калэ.
Я не писал дневник четыре месяца. «Человек отбился от рук». - говорят. А я - я отбился от дневника. Случилось это потому, что у меня были кой-какие ennuis{46}, неизбежные в жизни, вследствие которых я несколько потерял моё обычное духовное равновесие. Оно заколебалось, а с ним заколебалось и настроение, а когда настроения меняются, не хочется писать дневник, всё равно правды не напишешь; в данном случае тем более я не был бы искренним.