Помню один налет, когда мой двоюродный брат Миша, который тоже был с нами в поезде, придумал захватить зеленое одеяло для маскировки. Это когда раздалась команда «покинуть эшелон!», то есть всем разбежаться по степи, укрыться от налета. Мише, как и мне, было 13 – совсем мальчишка, – и это было начало войны, осень 41-го.
Случай с зеленым «маскировочным» одеялом помню до сих пор. И смеюсь, хотя тогда было не до смеха…
После того налета у нас были большие потери. Погибло 25 человек личного состава, и наш передвижной сортировочный эвакогоспиталь отправили на переформирование. Это был мой первый эвакогоспиталь за номером 1954. Память не дает забыть эти цифры, притом что столько лет прошло…
В 37-м году в нашей семье родилась Соня, моя сестричка. И когда началась война, ей было всего 4 года! И что нам было делать? Мы решили взять ее с собой и спрятать! Не в детский же дом отдавать! И мы ее прятали, работали с мамой в разные смены, в общем, очень непросто было…
Второй мой эвакогоспиталь, тоже передвижной сортировочный, был под номером 3261. Помню и номер полевой почты – 15 938. Но я туда пришла после курсов медсестер, хотя числилась санитаркой, потому что мала была. Я там еще изучила работу лаборантки. Но если не было моей лаборантской работы, я ездила за ранеными как сопровождающая и делала абсолютно все, что попросят. Так же работала и моя мама! Отца с нами уже не было. Зимой 42-го он получил новое назначение куда-то под Сталинград. Мы долго не имели от него вестей и, конечно, их очень ждали.
А уже началось наступление, и госпиталь наш стал передвигаться на запад. Значит, это был 43-й год. Не помню, какое было время года. Я тогда не замечала времени и не думала, который час, который месяц. Мне не надо этого было, мне надо было выстоять!.. И вот в тот самый период я на каком-то полустанке увидела прямо перед собой большой пульмановский почтовый вагон в который попал снаряд. Я смотрела, как ветер выдувает из него пачки белых треугольников, и они летят, летят и ложатся на черную-черную выгоревшую степь. Я стояла и думала, что вот, может быть, так же пропала где-то весточка от моего папы, который к тому времени уже считался пропавшим без вести.
Вот этот почтовый вагон никуда не уходит из памяти…
Моя война кончилась раньше – в ноябре 44-го. Госпиталь наш был в то время в Одессе и должен был отправиться дальше на запад. Меня уже не могли туда взять и отправили учиться. И тогда мы с мамой и сестренкой поехали в Нежин, туда, где нас застала война…
Вступительные экзамены я могла не сдавать как участница войны. А поскольку учебный год уже начался, я пришла сразу на второй семестр медицинского техникума и окончила его, как этого хотел отец. Получила диплом с отличием – фельдшер-акушер. Но после того как во время хирургической практики на моих глазах умер от наркоза больной, я поняла: это не мое, я не готова к такой колоссальной ответственности. Да, смерть на фронте можно объяснить, но война закончилась. Я вдруг поняла, что не могу стать полноценным медиком! Потому что я так настрадалась, что больше не могла выносить боли и горя…
И несмотря на то что у нас в доме давно было решено, что я должна быть врачом, я все-таки выбрала свой путь!..
Из письма З. С. Кузнецовой (г. Тула)
Моя крепкая детская память столько всего сохранила, что даже не знаю с чего начать! Мне было 5 лет, когда началась война.
Я родилась и жила в Калужской области. (Сейчас живу в Туле.) Первое, что запомнила, – бледное лицо отца, стоящего у радио. У нас была «черная тарелка». Он подошел к бабушке и как-то горько сказал: «Мама, началась война!» И через несколько дней его с нами уже не было. Мы остались одни – мама, бабушка и нас двое детей. А спустя 3 месяца в октябре 41-го у нас в семье родился третий. Это был день, когда от бомбежки горел наш город, и мы не знали, увидим ли свою мать. Она прибежала к нам из роддома в тапочках и халате с живым свертком в руках, за 6 километров от дома. А мы с бабушкой сидели и плакали…
Помню, что наш город и село часто бомбили, и мы бегали в окопы, и мама с младенцем на руках.
Потом в наше пригородное село приехали беженцы из Смоленска и их стали разбирать по домам. Мама пришла и сказала бабушке, что осталась женщина с двумя девочками, давай их возьмем. Так в нашем доме появились еще три человека. И мы стали жить одной семьей – 8 человек! Собирали гнилую картошку, колоски, грибы. И одной семьей бегали от бомбежек. С ними мы прожили 3 года, а потом они вернулись к себе в освобожденный Смоленск. Девочки выросли, одна стала заслуженным врачом, другая – библиотекарем.