Я хотела прямо идти домой, но Коля попросил меня посидеть немного на бревнах. Я согласилась, хотя сидеть было опасно, потому что ночь стала очень светлой. Вначале сидели мы спокойно, потом с Колей стало твориться что-то неладное, он все старался запрокинуть мою голову и не давал мне пошевельнуться. Это случалось с ним уже не в первый раз, и я прекрасно понимала, что это значит. В эти моменты с ним трудно сговориться, и если он перед этим собрался домой, то в этот момент он ни сам не идет и меня не пускает. То же самое случилось и тогда. Я стала собираться домой, но он меня не пускал. Наконец мне удалось подняться, но он насильно удержал меня и завел за бревна. Тут уж я употребила всю свою силу (которая у меня немалая) и вырвалась из его объятий. Он уже больше не стал лезть ко мне, и мы пошли домой. Стоять около дома, как обычно, мы не стали, а прямо пошли по домам. Время было половина второго.
Следующий день была суббота. Что я делала в этот день, не помню. Помню только, что вечером ходила опять в Вопрево. В этот день туда приехали комсомольцы из Вязьмы, и поэтому наша молодежь отправилась туда, думая, что там будет спектакль. Но там ничего особенного не было. Когда мы пришли туда, то комсомольцы сидели на скамейке на лужку перед школой. Около них стоял фонарь, и они, кажется, были со струнными инструментами. Тут же рядом деревенская молодежь танцевала под гармонь. Народу в этот вечер было много. Всем было интересно посмотреть комсомольцев, посмотреть, что они будут делать, что устроят. Когда кончились танцы, комсомольцы попробовали было организовать какие-нибудь игры. Поиграли немного в кошку и мышку, но потом бросили, играми интересовались мало. Потом комсомольцы стали петь. Как только я услышала знакомые комсомольские песни, бодрые, живые, в противоположность деревенским тоскливым песням, так словно что во мне перевернулось. Тут только я поняла, что как сильно я ни привязана к деревне, но она мне чужая, мне гораздо роднее городская молодежь. Почти два месяца не видела я ни одного «культурного» человека, то есть городского, и хотя уже привыкла к деревенскому люду, к их привычкам, но уже только один вид городского народа заставляет меня порывать все привычки и невольно сравнивать культуру города и деревни. В тот момент мне очень захотелось в город, захотелось другой жизни. Мы стояли около самых комсомольцев. Мне будто хотелось петь вместе с ними, я про себя повторяла знакомые песни. Против меня стоял Коля, но в этот момент он не был для меня чем-то необходимым, ведь все– таки мы с ним из разных концов, у нас нет ничего общего. Такие мысли были у меня тогда.
Между тем деревенские девчата стали перебивать комсомольцев своими песнями. Пели «Ворона», потом еще какие– то песни, но я слушала их уже без всякого удовольствия.
Через некоторое время комсомольцы, вероятно замерзши, сидя на улице, пошли в школу и пригласили всех желающих. Желающими оказались, конечно, все. Школа представляет из себя очень тесное помещение, всего в один небольшой класс, и маленькую переднюю, так что когда все желающие влезли туда, то не было возможности пошевелиться. О том, чтобы устроить там что-нибудь, не могло быть и речи. Приходилось эту публику опять выпроваживать на улицу. Кое-как удалось очистить место. Но тут случилось другое несчастье. Погасла лампа, потому что в ней не было керосина. Стали просить, чтобы кто-нибудь, кто близко живет, принес керосину. Но никто не нес. Наконец какой-то мужчина раздобыл керосину, зажег ее и повесил на стену. Организован был струнный оркестр в четыре балалайки, одну гитару, одну мандолину. Танцевали общие танцы, потом были отдельные выступления, конечно цыганского. Затем из комсомольцев выступали декламаторы, певцы, читали рассказы Зощенко. В общем, комсомольцы всеми силами старались как-нибудь да занять молодежь, и это им отчасти удалось, потому что все с интересом слушали и смотрели все, что бы они ни устраивали. Конечно, для городской молодежи это было совсем неинтересно, но для деревенской публики, не видевшей ничего хорошего, и это нравилось. Пробыли мы там почти до часу, и когда мы ушли, то там еще продолжали играть.