Сейчас лучше лягу спать и немножечко помечтаю. Люблю мечтать. В последнее время я, вернее, не мечтаю, а вспоминаю о деревне, о Коле, о моем с ним гулянии, о крепких объятиях и нежных поцелуях. Эти воспоминания мне дороги, но они меня расстраивают.
Сегодня в школе было как будто веселей обыкновенного, а почему, не знаю. Первый урок был химия. Химик как пришел, так стал спрашивать. Я ровным счетом ничего не знала об углероде, про который он объяснял в прошлый раз. Наскоро вытащила учебник химии и не успела прочитать и страницы, как он вызвал меня. У химика существует какая– то странная тяга к моей фамилии. Всякий раз, как только он спрашивает, он вызывает меня. Я к этому так привыкла, что всякий раз, как он берет журнал в руки, я уже наверное знаю, что он вызовет меня, и это всегда так бывает.
Когда химик вызвал меня и я вышла к доске, то я мысленно уже поставила себе в журнал неуд по химии. Но, к счастью, не знаю, каким образом, я ответила по химии, и совсем неплохо, и отвечала я как раз то, что только что прочитала в учебнике. В общем, повезло мне, как везет всегда и во всем.
На уроке Глена к нам присоединили II курс «А». Теснота была невообразимая, а шум и галдеж до того были сильны, что трудно было услышать, что говорит соседка. И что это Глен за несчастный такой, что на его уроках, особенно на соединенных, бывает целое столпотворение. То, что творилось у нас сегодня на уроке Глена, даже трудно описать. В классе все время стоял беспрерывный говор и смех семидесяти с лишком человек. Глен кричал изо всех сил, но чем громче он говорил, тем сильнее становился шум. Слышалось какое-то гудение, топание, мяукание, лай, визг, а сверх всего этого смех и взрывы хохота. Глен даже не старался останавливать и вразумлять развеселившихся бездельников. Он только старался перекричать весь шум, чтобы его объяснения были услышаны. Хавкина писала на доске какие-то таблицы, Глен объяснял их, а ребята сидели и ничего не понимали и понимать не старались. Незадолго до звонка все вокруг повскакали со своих мест и бросились из класса. Глен в недоумении смотрел на ребят, не понимая, в чем дело. Ему сказали, что был уже звонок, но на самом деле ребята ошиблись. Когда класс был уже почти пустой, только тогда прозвонил звонок. После этого урока у нас была сельскохозяйственная статистика с новым преподавателем. В начале урока пришел Демьяныч и предупредил, чтобы мы лучше себя вели, что теперь уже с нами очень церемониться не будут и если чуть что, то будут приняты строгие меры. В общем, он говорил то, что говорит всегда. На уроке нового преподавателя сидели более или менее тихо, но все-таки мальчишкам было сделано замечание и сказано, что девочки ведут себя лучше.
Мальчишкам нашим что-то сегодня не повезло. Все только и делают им замечания и указывают на нас как на пример хорошего поведения. А физик даже прочитал целую лекцию о поведении мальчишек. Как только он вошел в класс и сел на свое место, так начал ни с того ни с сего говорить о предмете, совершенно не относящемся к физике. Постараюсь от его лица передать то, что он говорил. Не ручаюсь, что точно передам его слова, постараюсь передать их смысл.
«Сейчас я вам скажу пару тепло-холодных слов, – начал физик, покачиваясь на стуле. Ребята засмеялись. – Делая наблюдения над подрастающим поколением 30-й школы, я составил о нем весьма странное представление. Сравнивая же его с подрастающим поколением других школ, я вижу большую разницу. Обыкновенно во всех школах наблюдается, что чем старше становятся ученики, тем они становятся серьезнее, и в последних группах они уже вполне серьезно относятся к делу. В нашей же школе наблюдается совершенно обратное явление: чем старше становятся ученики, тем легкомысленнее они относятся к делу. И особенно это наблюдается в последних выпускных группах. На первом курсе как будто ничего ученики, как только перешли на второй курс, так сразу изменились и обратились в распущенных хулиганов».
Все время, пока физик говорил, ребята смеялись и шумели. Физик заметил, что мы даже и слушать-то как следует не умеем и чуть что, так гоготать. И он очень удачно передразнил, как смеются мальчишки, и это нам так понравилось, что мы безумно все захохотали и зааплодировали. Мальчишки были совершенно уничтожены. Физик назвал их хулиганами высшей марки и сказал, что он им по своему предмету не будет давать никакой пощады и что если они умеют хулиганить, шуметь, носиться по школе, то пусть умеют и учиться. После этого морального нравоучения физик уже под конец урока успел нам только продиктовать еще одну работу по физике.