Поменял линзы на всякий случай. Может, так получится, что иной возможности не будет. Пока шёл в магазин, ударился большим пальцем — больным. Непруха за непрухой.
К медикам больше не пойду. Подумают, что к пятисотым пристраиваюсь. Не хочу, чтобы мне было когда-нибудь стыдно за себя.
14 июля, день
Завтра день отдыха. Выход близок. Лишь бы нога не подвела. Затяну получше берцем. А там на адреналине проскачу.
Сделали уборку в доме. Перемыли посуду, почистили столы, подмели землю с полов.
Мартын опять кашеварил. Сварил макароны с тушёнкой. Вкус омерзительный. Не стал ничего говорить. На безрыбье и рак — щука. Залил майонезом и съел.
Фома-два выправляется. Перестал пугать меня. Да, я нездоровых людей пугаюсь. Не знаешь, что от них ждать и что у них на уме. Но последние пару дней Фома ведёт себя достаточно адекватно, на мой взгляд, если только я сам за эти пару дней не потерял адекватность.
14 июля, вечер
На полигоне, когда формировали боевые группы, внимательно за всеми наблюдал. Мы были в полном снаряжении. В тяжёлых доспехах. Еле поворотливые. Жара страшная. Смотрю, а Китаец прыткий такой, порхает мотыльком и так и сяк старается, чтобы взяли его. Вот, думаю, парень с моторчиком. Животик пивной, а ноги крепкие и тело выносливое. После полигона Китаец признался, что плиты из разгрузки вытащил.
14–15 июля, ночь
Китаец живой. Вернулся с б. з. Зашёл и поздравил меня с днём рождения. Я в ауте. Не понимаю, как этот мир устроен. Перебор для моей душевной организации. Подробности завтра. Сегодня ничего писать не буду. Надо переварить.
15 июля, утро
Деньрожденческая хандра прошла. Чувствую себя более-менее. Беспокоит зрение. Ещё хуже видеть стал. Буквы расплываются, двоятся. Печатаю с трудом. Палец на ноге ноет. Скорее всего, выбита кость. Не посмотрел рентген свой. Врачи странные. Если выбита, могли и вправить, чтобы прошло быстрее. Зря ел яблоки.
Зайду к медику, возьму что-нибудь закрепляющее и спрошу про палец. Только бы он командиру не передал мои жалобы. Может подумать, что закосить хочу. Напротив, я в боевой готовности. Лишь бы здоровье не подкачало. У меня ещё есть в пороховницах порох. Немного, но есть.
15 июля
К медику не пойду.
15 июля, день к вечеру
Дают отдохнуть, а кажется, что о тебе забывают и ты никому не нужен. Смотришь, как парни пашут, и возникает чувство предательства. Будто взвалил на них ношу свою.
День спокойный. Меня никто не беспокоил, не донимал разговорами. После случая с Китайцем опасаюсь слушать так называемое солдатское радио. Это ведь надо было такому произойти! Десять дней горевал по приятелю, а он жив-здоров.
Случилось вот что. Костек сел на уши Ахмеду и начал пересказывать солдатские страшилки. Рассказал, что часть колонны, которая отделилась от нас, подверглась атаке беспилотников. Никто не выжил. Потом рассказал, какой адище охранять Сердце Дракона и ходить на штурмы. Потом упомянул Китайца. Китаец к тому времени уже вышел на Дракона в одной из пятёрок.
У Ахмеда в голове перемешалась информация, и он выдал мне пережёванную кашу в виде того, что Китайцу снесло голову беспилотником.
Солдатское радио — жуткая штука. Только без него скучно будет.
15 июля, вечер
Думал, что сегодня-завтра уйду. Пока оставили. Ушли две пятёрки плюс миномётчики. Меня прикрепили к новой команде (скажем так, опытных) штурмовиков.
У парней на счету от тридцати до пятидесяти боевых за полтора-два месяца. Я в группе самый «молодой» — неопытный — и самый старый — по возрасту.
Разместили командой в одном доме. Мне переезжать не пришлось. Наоборот, подселили в дом, где я живу.
Дом хороший, большой. Пустовал. Раньше в нём жил украинский полицейский. (На чердаке нашли форму гаишника.) Три комнаты плюс кухня. Холодильник, морозильник, газовая плита. Перед домом веранда и асфальтированная дорожка.
Парни спрашивают:
— Откуда здесь асфальт? В деревне нет асфальтированных дорог, а здесь прямо во дворе положили.
— Дом гаишника, — говорю, — вышел на трассу, жезлом махнул, и во дворе асфальтированные дорожки.
Смеются. Парни славные. Будем приглядываться друг к другу.
16 июля, утро
Седой, Дагестан. Настоящий абрек. Каких показывают в кино. Голова чисто выбрита. Большая чёрная борода. Невысокий (метр семьдесят с копейками), но коренастый. Горячий. Не жалуется, а возмущается.
Возмущается, что наша арта криво работает. Миномётчики не умеют правильно выставлять координаты и поэтому попадают по своим. Нашу огневую поддержку назвал «беременной», потому что она страдает недолётами.