В трудном и бурном еврейском мире наших дней долг каждого из нас дать своему ближнему {107} все, что мы можем дать, что у нас есть.
И мы, сионистская молодежь, можем дать вам веру, самосознание, цель жизни, идеал, свежие силы, душевный покой. Мы сочли своим долгом предложить вам этот подарок, но примете ли вы его?..
Но мы хотим не только дать, но и просить. Возможно, что не все вы, стоящие здесь, найдете путь в Эрец-Исраэль, но через несколько месяцев рассеетесь во все концы земли. Мы про. сим вас: где бы вы не были, когда вы услышите слово "Эрец-Исраэль", не проходите мимо с пренебрежительной шуткой или нетерпеливым движением руки.
Знайте: судьба этой страны неразрывно связана с судьбой еврейства и, следовательно, с судьбой каждого из вас. За судьбу и будущее этой страны мы ответственны перед историей. Мы даем свой свет этой стране, но его излучение возвращается к нам. Там мы строим все сами, и все что мы строим там - это наше.
Там мы можем жить еврейской жизнью и не будем этого стыдиться. Не из-за принятого кем-то решения, а потому что это естественно и само собой разумеется. Об этом нам хотелось немного с вами поговорить, и потому мы вас сюда сегодня пригласили. С любовью вас приветствую от имени "Маккаби".
11.7.1939
С сегодняшнего дня дневник буду вести только на иврите. Надо было когда-либо начать, и я полагаю, что отныне дело "пойдет".
{108} Я еще не писала об экзаменах на аттестат зрелости. Я действительно не волновалась. Может быть, только немного в последнее утро. Первый экзамен был по немецкому. Мне предложили перевести отрывок из Грильпарцера (Франц Грильпарцер (1791-1872) австрийский драматург.), затем я должна была рассказать о его драме "Сафо". Я эту тему хорошо знала. Ответив по немецкому, я вышла из класса - такой у нас порядок. Через десять минут я вернулась и нашла у себя на столе вопрос о венгерской литературе. Мне дали две темы. В первую минуту я огорчилась, но потом увидела, что знаю, как отвечать, и пошла со спокойным сердцем к преподавателю (он умный и действительно приятный человек, и одно удовольствие отвечать ему на экзаменах).
Я долго говорила, но не сказала и половины того, что хотела. Тогда он сказал мне, что сожалеет, но нельзя выслушать все. Я ответила и на второй вопрос. Я видела, что моя учительница была счастлива. И я слышала, что она потом говорила девушкам в других классах, что мой ответ был очень хорош. Третий экзамен был по истории. Когда я села на свое место и увидела вопросы, то не знала, что будет. Я должна была написать сочинение по-венгерски о заседаниях парламента для принятия реформы. По правде говоря, я не все знала - когда они проводились и что там произошло. Вторая тема была лучшей. Французская революция, что ей {109} предшествовало, ее развитие и влияние. Я молилась про себя, чтобы меня вначале спросили об этом, и подала председателю записки так, что "революция" была сверху. Мне повезло, и он действительно об этом спросил меня раньше. Без преувеличений скажу, что я знала отлично. И он вообще не спрашивал вторую тему. Так прошли первые три экзамена. За алгебру и физику я не боялась. Во время получасовой перемены я позвонила домой и перекусила. Я совсем не волновалась. Но когда я получила задание по алгебре, исчезло мое веселое настроение. Мне достался самый легкий вопрос из всего материала, но именно поэтому я его не учила. В конце концов, я все же догадалась, что сказать. Последней была физика. Все вопросы я знала очень хорошо. И окончила с отличием.
Сегодня нет времени продолжать, но я надеюсь, что вскоре смогу писать, главным образом, о сионизме. Я в этом направлении работаю.
Завтра уезжаю в Домбовар.
17.7.1939
Сегодня день моего рождения. Мне 18 лет. Трудно представить, что я уже такая "старая". Но я знаю, что это лучшие годы моей жизни, и я наслаждаюсь молодостью. Я очень рада своей жизни, всему, что меня окружает. Я верю в будущее. Моя идея наполняет меня целиком, и я надеюсь, что смогу осуществить ее без разочарований. Знакомые и многие из родных говорят мне, что прибыв в страну, я сразу разочаруюсь.
{110} Я не думаю, что у меня нет правильного представления о положении в стране, и я знаю, что люди, которые там живут, небезгрешны и делают ошибки.
Но я люблю в моей стране саму возможность строить еврейское государство - прекрасное, красивое, и его будущность зависит от этого. Я хочу делать все, все, чтобы набраться сил и, приблизить мечту к ее осуществлению или, наоборот - осуществление к мечте. Я на иврите пишу меньше, чем на венгерском, но лучше немного на иврите, чем много на венгерском. Может быть, через несколько месяцев буду писать с меньшим трудом. Все будет хорошо.
21.7.1939
Я получила, я получила его - сертификат, и я полна радости и счастья. Я не знаю, что писать, я не в состоянии поверить; я читаю и перечитываю письмо с этой вестью еще раз и еще раз и не нахожу слов, чтобы выразить то, что чувствую. Нет у меня другого чувства, кроме радости. Но я понимаю, что моя мама не может смотреть на вещи, как я. Для нее это большое переживание. Моя мама действительно героиня. Никогда не забуду ее жертвы. Не многие из матерей поступили бы так. Я должна быть в стране в конце сентября. Еще не знаю, когда поеду. Больше не буду писать Есть лишь одно слово, которое я хочу сказать всем, которые мне помогали, Всевышнему, маме, каждому человеку: спасибо.
{111}
14.8.1939
Не знаю, как начать. Это так страшно. Боюсь, что я нездорова. У меня еще не было врача, я еще ничего не сказала маме и не хочу поверить. Факт: я чувствую свое сердце, небольшую боль в сердце, день за днем, даже сейчас. На глазах у меня слезы. Ибо это для меня самое страшное, что только может быть, если в таком молодом возрасте у меня уже больное сердце. Но и мой отец с 18-летнего возраста жил с таким сознанием, и если судьбе будет угодно - и я смогу вынести это. Но больше всего страшит меня вопрос моей алии. Я иду в сельскохозяйственную школу, это значит, что я должна буду работать физически. Я получила то место, к которому так страстно стремилась, но о нем мечтали еще очень многие девушки. И если я в самом деле больна, мне ничего не остается другого, как приехать и ждать, чтобы они убедились в моей неработоспособности, и в глазах сионистов я буду безответственной и легкомысленной девушкой.
Но если я сейчас передам свое место другой, у меня не будет больше возможности приехать в страну, и тогда я потеряла навеки это великое счастье и цель моей жизни. Что делать? Я не могу об этом говорить с мамой. Я должна сама решить. В самые тяжелые минуты каждый всегда остается с самим собою. Я хочу идти к врачу. Боже, Боже! Только бы все это оказалось фантазией, дурным сном.
{112}
21.8.1939
Была у врача вместе с мамой. До того я позвонила ему, рассказала, в чем дело. Маме я сказала, что хочу у него спросить, не увеличились ли железки за последние годы. Врач меня обследовал, просвечивал рентгеном и сказал, что я могу работать, нет изменений в сердце, но имеется невроз сердца, и это причиняет боль. Я надеюсь, что это правда и сейчас более спокойна. Почти каждый день бываю в городе, покупаю все, что нужно в дорогу. Вообще-то впереди еще месяц, но, возможно, что я уеду значительно раньше.
22.8.1939
Случайно открыла свой дневник в том месте, где писала, примерно год назад, об ощущении, что приближается война. Если бы захотела, я могла бы и сейчас сказать то же самое, так как опасность войны опять очень велика. При таких кризисах, мы, люди - как скот, который пригнали на бойню.
Сегодня прочла в газетах о неожиданном и страшном событии: немцы заключили соглашение с Россией. С точки зрения немецкой политики это очень непоследовательно. Ведь лишь несколько месяцев назад был заключен антикоминтерновский пакт, направленный именно против России, и кто там говорил громче всех? - Ясно, что это была Германия. Но в том, что русское радио говорило о "коричневой собаке", тоже не было словами дружбы.
{113}
8.9.1939
Есть много событий, но у меня не было времени и охоты писать. Война, которой мы так боялись, началась. Она вспыхнула в связи с вопросом о Данцигском коридоре, но все знают, что это лишь внешний фактор, что сам Данциг - небольшое место, и население там действительно немецкое, но вся Польша и даже Европа в страшной опасности!