— Теперь спицы облейте. И ваткой протрите.
Я содрогнулся. Достал из аптечки ватный тампон, вылил на него щедрую порцию виски и тщательно протер обе спицы.
— Положите их на стерильный бинт, — продолжал руководить незнакомец.
Я выполнил и этот приказ.
Он взял бутылку и велел:
— Руки подставьте.
Я, как во сне, вытянул перед собой обе руки. Незнакомец щедрым потоком облил мои ладони.
— Протрите руки, чтобы как следует промыть.
Я послушно повозил ладонями друг о друга. Незнакомец поставил бутылку на пол и тихо сказал:
— Можете приступать.
— К чему? — спросил я резиновыми губами.
Он ехидно сощурился, но ответил неожиданно мягким тоном:
— К операции.
— Я не смогу, — шепнул я.
Холодные пальцы перехватили мою руку чуть повыше кисти.
— Иначе я могу подохнуть.
— А если ты подохнешь после этого? — спросил я свистящим яростным шепотом, невольно переходя на «ты».
Он не ответил. Только сильней сжал мою руку.
Я взял одну спицу. Я был как под гипнозом.
— Промокни края раны, — сказал незнакомец. Его голос предательски дрогнул, и я понял, что он боится не меньше меня.
Я промокнул влажным тампоном ровный круг на плече, обведенный запекшейся кровавой коркой. Моему взгляду открылось углубление, ведущее внутрь живой человеческой плоти. Страдающей человеческой плоти.
— Пуля неглубоко, — утешил меня незнакомец. — Я чувствую. Надо просто выковырять ее оттуда.
Просто выковырять! Я хрипло выдохнул воздух и вытер кистью мокрый лоб. Происходящее было настолько чудовищным, что мой мозг отказывался его воспринимать. Мною овладело странное ощущение иллюзорности событий. Примерно то же чувство я испытываю, когда с головой ухожу в написание романа. Когда становлюсь одним из участников событий.
— Давай, — сказал незнакомец и отпустил мою руку.
«Это все не по-настоящему, — сказал я себе. — Это я придумываю».
Медленно, как во сне, вытянул вперед руку с зажатой в ней спицей. Заостренный конец вошел в углубление со стенками из человеческого мяса, мышц и нервов.
— Смелей, — подбодрил меня незнакомец. — Мне не больно!
«Мне все это мерещится, — продолжал я свою психотерапию. — Это только сон».
Спица вошла в рану почти на треть и уперлась во что-то твердое. Я вздрогнул и замер, боясь шевельнуть рукой.
— Она, — сказал незнакомец совершенно спокойно. — Подними спицу немного вверх и начинай выковыривать пулю. Только осторожно! Прощупай верхнюю границу, чтобы сильно не расковырять…
«Это мне снится, — продолжал я заклинание. — Это не может быть правдой. Это слишком страшно, чтобы быть правдой. Сейчас я проснусь, и все закончится».
Я медленно опустил кисть правой руки. При этом конец спицы, находившийся в ране, приподнялся вверх. Я начал осторожно прощупывать края пули.
— Ты прямо врачом родился, — похвалил меня незнакомец. — Вообще никакой боли.
Но я видел, что из нижней губы, которую он прикусил, просочилась капелька крови.
Спица нашла верхнюю точку пули. Я осторожно продвинул острый конец поглубже, чтобы захватить край свинцового кусочка.
— А крючком твоя жена не вяжет? — спросил незнакомец.
Я медленно покачал головой, стараясь не упустить достигнутый результат.
— Жаль, — сказал раненый философски. — Крючком было бы легче.
— Будь другом, заткнись, — попросил я сквозь зубы.
Мои нервы, натянутые, как струна, готовы были лопнуть в любой момент. Мне хотелось одновременно хохотать и плакать. Я понимал, что это истерика, и стискивал зубы, изо всех сил подавляя отвратительные рефлексы.
«Позже, — уговаривал я себя. — Немного позже. Досмотрю этот сон, упаду на пол и начну биться в судорогах. Через пять минут. Раньше нельзя».
Спица зацепила пулю, и я подтолкнул ее к себе. Это просто косточка в вишне. Нужно вытащить ее наружу, и все будет хорошо.
Кусочек свинца поддался, переместился на несколько миллиметров ближе к пулевому отверстию. Я снова просунул спицу чуть глубже, за верхний край пули. Нужно захватить ее плотнее.
Незнакомец скрипнул зубами.
Я понимал, что расковыриваю рану, но по-другому у меня не получалось. В нашем полевом госпитале ощущалась острая нехватка медицинского оборудования. Ольга, к сожалению, не умеет вязать крючком. А зря. Действовать крючком было бы гораздо удобней, как справедливо заметил мой первый и, надеюсь, последний пациент.
Через десять минут все было кончено. А может, не через десять минут. Может, через час. Во всяком случае, когда окровавленный огрызок железа с тихим стуком упал из раны на пол, я машинально посмотрел на часы. Они сообщали, что с начала операции прошло десять минут. Но я им не поверил. Промокнул края раны ватным тампоном, смоченным виски. Выронил окровавленную спицу, схватил бутылку «Голден Лейбл» и сделал жадный глоток прямо из горла. Едкая жидкость обожгла пищевод. Я закашлялся, шмякнул бутылку на пол, вытер губы и хрипло сказал: