Александр Дахненко. Дневник эмигранта (Стихотворения 2014–2016 гг.)
Стихам своим я знаю цену.
Мне жаль их, только и всего.
Георгий Адамович
Любви и вдохновенья больше нет,
Остались только: пристальность и честность.
И вот — смотрю со страхом в неизвестность,
И вижу тьму (а раньше думал — свет).
Юрий Мандельштам
«А ты выживаешь в таких передрягах…»
А ты выживаешь в таких передрягах,
Хотя и порою неясно: «Зачем»?
И роешься в скомканных миром бумагах,
Чтоб после, как прежде, остаться ни с чем.
Пути проходя, изнывая от жажды,
Тех знаний, что в сердце творят пустоту,
Ты должен очнуться от боли однажды,
Чтоб вдруг незаметно скользнуть за черту
Нелепой судьбы, что осмыслить не сможешь,
Но чувствуя кожей ее холодок,
Ты душу печальную не потревожишь
Иллюзией счастья, отчаяньем строк.
«Осознать, вместить года скитаний…»
Осознать, вместить года скитаний
Трудно очень. Очень тяжело
Вытащить из снов-воспоминаний
То, что истинно тебя вело
В никуда. И ледяные дали
Стали очень близкими тебе.
Стали бесконечные печали
Вехами в дороге и судьбе.
Что ж, для обреченного таланта
Жизни смысл остался лишь такой…
Ты скупые слезы эмигранта
Вытри и махни на все рукой.
«В словах опять усталость и надлом…»
В словах опять усталость и надлом,
И ветра стон, и дождь холодный, мелкий…
Идешь ты в магазинчик за углом,
Трамвайные пересекая стрелки.
И сырость осени, и непонятных снов
Какие-то невнятные кошмары.
И шорох листьев, шум чужих шагов,
Тревожащих ночные тротуары —
Все в мире перемешано, всегда
Утраченное больше обретений.
Вновь утро…гаснет бледная звезда
И в никуда уходят наши тени.
«Чужие судьбы, точно острова…»
Чужие судьбы, точно острова,
Затерянные в океане жизни…
Бормочущие грустные слова,
В нерадостной и пасмурной отчизне.
Что делать, если все живем взаймы
И дышим одиночеством, тоскуя…
И занимая праздные умы,
Мы бедствуем, но жизнью не рискуя
Друг друга никогда не узнаём,
Хотя проходим очень близко, рядом.
Но каждый помнит только о своем,
И не бросает на соседа взгляда.
«От тех, кого любишь, кого ненавидишь…»
От тех, кого любишь, кого ненавидишь,
Лишь памяти прах или несколько строк
Остались. Ты больше себя не увидишь,
Не вспомнишь, как был ты надменно жесток
Ко всей этой жизни, банальной, забавной,
Которую ты до конца презирал.
Которой пожертвовал ты ради главной
Надежды на лучший в посмертьи финал.
Но выхода не было, только лишь мутно
Нечеткий мерцавший души силуэт
В тоске серых дней, растворяясь подспудно,
Тебя утешал — обреченный поэт.
«Вслух читаешь вирши современные…»
Вслух читаешь вирши современные —
В них один искусственный задор.
Мысли, чувства скучные и тленные,
Низменный, никчемный разговор.
И лицо знакомое стирается
Суетой потешной и больной.
Зря мечта банальная старается —
Ты опять наедине с виной:
Не осталось больше ни мгновения,
О котором ты б не пожалел.
Высшая награда здесь — забвение,
Жизни обозначенный предел.
«Приглушены все краски мира…»
Приглушены все краски мира,
И грустный холод на дворе.
И снова пасмурно и сыро,
Темнеет рано в ноябре.
Все медленнее наши вздохи,
Мы растворяемся в дожде
И отдыхаем от эпохи,
Погрязшей в злобе и вражде.
«А в воздухе запахло гарью…»