[11], это была первая моя настоящая прогулка на красном велосипеде, у Марты был точно такой же, только посветлее. Потом мы пришли домой, Аги попросила Марту, чтобы она станцевала под граммофон, но Марта отказалась, потому что устала после нашей прогулки. Потом мы сидели за полдником, ели шоколад со взбитыми сливками и клубнику, тоже со сливками, клубнику Марта любила больше всего на свете, даже больше, чем танцевать. Тут вдруг в дверь позвонили пять раз, это была бывшая няня Марты, которая служила у нас кухаркой, потому что Марте няня была уже не нужна, она сказала: «Мартика, ступай домой, там из полиции пришли, тебе с папой и мамой надо куда-то идти». Я до сих пор помню, как Аги побледнела, но Марта сказала, это наверняка потому, что она слишком быстро ехала на велосипеде по улице Риманоци, а папа ей сколько раз говорил, что она «за превышение скорости» в полицию попадет. Я тоже успокоилась, когда это услышала, но Аги так странно ходила по комнате туда-сюда, и все время звонила по телефону тете Пастор, бабушке Марты, но там никто не отвечал. Утром я тоже позвонила Марте, но мне тоже не ответили. Я слышала, как Аги сказала дедушке: накануне вечером в Клубе журналистов говорили, что правительство готовит какое-то большое свинство, и всех, кто родился не в Венгрии, а также евреев увезут в Польшу, и там их ждет что-то ужасное. Я тогда этого не поняла, ведь Марта родилась в Вараде, ее мама тоже, а у дедушки ее в Надьвараде была газета, бог знает с каких времен, когда еще и Аги не родилась. Кажется, ее название было «Надьварадская свежая газета». Но дедушка Марты, дядя Пастор, умер, и теперь у них оставалась только книжная лавка и рекламное бюро, но владел ими отец Марты, дядя Мюнцер. Аги сказала, дядя Мюнцер родился на Буковине, но это ничего не значит, потому что Буковина[12] тоже относилась к монархии. Я тогда не поняла, что такое монархия, и спросила у дедушки, потому что он старый и помнит все, что было давно. Когда мать Марты была еще девушкой, она училась в Вене, и дядя Мюнцер тоже. Они полюбили друг друга и поженились, и с тех пор живут здесь, в Вараде. Дядя Мюнцер хорошо говорит по-венгерски, Марта же даже немецкий не знает, только английский. В общем, у нас тогда был ужасный переполох, Аги все время плакала и звонила куда-то, но бабушка рассердилась и запретила ей звонить, сказала, об этом нельзя говорить по телефону, и Аги тогда побежала в город, к газетчикам. А те рассказали, что десять тысяч человек, таких же, как родители Марты, посадили в вагоны и увезли в Польшу, без багажа и без еды. И еще сказали, что если тетя Мюнцер с мужем сумеют быстро развестись, то она и Марта, может быть, останутся. Но разводиться они не захотели, и Марта тоже не захотела остаться здесь без папы. Аги слышала, что бабушка Марты поехала в Пешт и там все-все испробовала, что только могла; один министр, кажется, Керестеш-Фишер, даже телеграфировал на польскую границу, чтобы им разрешили слезть с поезда, но там, на границе, телеграмму почему-то не получили. Аги сказала, все это вранье, получили там телеграмму, просто все вокруг – мерзавцы, им даже министр не указ. А велосипед Марты так и остался, рядом с моим, в подворотне, не решились мы отвезти его к бабушке Марты. Аги принималась рыдать каждый раз, когда видела эти два красных велосипеда. Я даже спросила, чего она все время плачет, нас же никуда не должны увезти, потому что папа мой родился в Будапеште, дядя Бела – в Комароме, а дедушка – в Капошваре. Но она все равно плакала и говорила, еще много всего может случиться, нас тоже могут посадить в вагон и увезти в Польшу – только потому, что мы евреи, а здесь – фашизм. Я не знаю, что такое фашизм, но наверняка это значит, что евреев увозят в Польшу. Бабушка Марты говорит, что Марта и ее родители живы, только написать не могут, немцы не разрешают. К ней уже несколько раз заходили солдаты, сначала просили денег, а потом говорили, что видели Марту и ее маму в каком-то польском городе, называется вроде Каменец-Подольский. Я нашла этот город на карте и подчеркнула красным карандашом. Только вот одежды у них нет: чемодан они с собой не взяли, да и солдаты одежду у всех отбирают, чтобы не мерзнуть. Еще рассказывали, что тетя Пастор, бабушка Марты, на галерее чистила фрак дяди Мюнцера, потому что фрак дома остался, там он никому не нужен, солдаты берут только теплую одежду, потому что там очень холодно. А мама Марты, выходит, не мерзнет, значит: дедушка слышал, недавно какой-то солдат приходил за ее летней одеждой. Я и у Аги пробовала спрашивать, но она не захотела говорить, сказала, ни к чему мне знать эти ужасы, у меня и так детство не очень-то счастливое. Тут Аги права: однажды, когда они сидели на галерее и думали, что я сплю, Юсти сказала Аги, что у разведенных родителей дети никогда не бывают счастливыми. Аги на это ответила, я и сейчас помню ее слова: несчастные дети бывают и у таких родителей, которые не разведены, и что ради меня она осталась бы с папой, хотя и не любила его.
вернутьсяМестность в окрестностях Надьварада.
вернутьсяВ XVIII–XIX вв. Буковина входила в состав Австрии, затем – Австро-Венгерской Монархии, с 1918 г. стала частью Румынии. В настоящее время ее северная часть является частью Украины (Черновицкая область), а южная – Румынии.