Я обошла дочкину машину и подошла к осколкам стекла, усеявшим тротуар.
— Двери все еще заблокированы, — сказал Гаррисон.
Я попыталась наклониться и заглянуть в салон через выбитое окно, но мое тело сопротивлялось, как оно сопротивляется, когда вы подходите к краю обрыва. Я отвернулась.
— Сделайте несколько вдохов, — посоветовал Гаррисон. — Медленных и глубоких.
На противоположной стороне улицы банановое дерево шелестело под легким бризом. На тротуаре собралась толпа зевак. Я прикрыла глаза, и шорох листьев сменился звоном выбиваемого стекла.
— Ее вытащили через окно, — сказала я.
Гаррисон кивнул.
— Господи, — прошептала я, желудок сжался, я отвернулась, подошла к краю розмаринового куста, и меня стошнило.
— Господи, — повторила я.
Я попыталась отогнать от себя видение, но оно было слишком ярким. Вот чьи-то руки хватают Лэйси за волосы и за блузку, а она отбивается. Я видела, как дочкины пальцы судорожно сжимают руль, когда преступник вытаскивает ее наружу.
Я услышала хруст гравия. Сзади ко мне подошел Гаррисон, несколько секунд постоял молча, а потом спросил:
— Вы в порядке?
Я кивнула. Тысячу раз я бывала на месте преступления. Я смотрела в бесчисленные лица близких жертвы, чьи сердца были разбиты вдребезги. Мы твердили им, что понимаем их горе, держали их за руку, но никогда не позволяли себе по-настоящему пережить их чувства, взглянуть на мир их глазами. А теперь я одна из них. Я читаю это во взглядах других полицейских. Осторожно, не подходи к чужому горю близко. Я переступила через желтую ленточку и теперь стояла по ту сторону — как жертва.
К месту преступления подъехали еще две полицейские машины. Молодая женщина-сержант пошла прямиком ко мне.
— Вы офицер Джеймс? — спросила я.
Она кивнула.
— Мне очень жаль, лейтенант.
Потом жестом показала на уголок губы. Я вытерла остатки рвоты.
— Нужны еще полицейские, чтобы по горячим следам выявить свидетелей.
— Уже едут. Значит, здесь все и случилось.
— А еще установите прослушку на мой телефон, а то вдруг… — Я не смогла закончить мысль.
— Мы все сделаем, — успокоил меня Гаррисон.
Я посмотрела на офицера Джеймс. Ей, наверное, около тридцати, но по виду не дашь больше, чем моей Лэйси. Белокурые волосы аккуратно заправлены за уши. Никакого многослойного пирсинга, в каждом ухе по одному простенькому серебряному колечку. Ярко-голубые глаза. Два колечка на правой руке и не одного на левой.
Господи, у меня в ее годы уже родилась Лэйси, а Джеймс даже не замужем.
— Мы сделаем все возможное, — заверила меня она.
Копы всегда произносят эти слова, когда пострадал кто-то из своих. Наверное, я говорила их в больничной палате Трэйверу, но они неприменимы к моей девочке. Джеймс сжала мою руку. Вот оно, полицейское братство, хотя в нашем случае термин «братство» не подходит. Думаю, для нее и ей подобных я — образец для подражания. Первая женщина, ставшая во главе убойного отдела, первая в пятом, первая в десятом. Но при всем этом я не смогла защитить своего ребенка.
— Вы ранены, — заметила Джеймс. — Вызвать «скорую»?
Я слабо покачала головой, и она отошла в сторону поговорить с другими полицейскими, оцепившими по периметру «хонду» моей дочери.
Я чувствовала себя потерянной, неуместной. И не знала, какой шаг предпринять дальше. Куда, в каком направлении? Теперь мне самой нужен был образец для подражания. Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Было такое чувство, что щека, по которой мне съездили дверью, светится как неоновая вывеска. Мне казалось, что земля подо мной разверзлась и поглотила меня. Я не могла задержать воздух в легких, а сердце билось как бешеное.
— Давай работай, — прошептала я. Осмотри место преступления, опроси свидетелей, работай, работай.
Я с трудом сделала вдох.
— Нужно отыскать свидетелей, — промямлила я, причем воздух кончился раньше, чем я завершила предложение. — Кто-нибудь должен был что-то видеть или слышать. Все, что угодно.
Гаррисон снова бросил взгляд на машину. Я прочла в его взгляде, что он что-то просчитывает в уме.
— Что?
— Да так, думаю… — сказал он, засомневавшись, стоит ли договаривать.