Декабрь
3.12.
На днях звонили мне из НТВ с банальным предложением поучаствовать в их передаче. Я, на грани раздражения, долго и занудно убеждал журналиста, что я – не тот человек, который может дать рецепт спасения авиации. Ну, вроде отстали.
Надо, надо их всех отшивать. Я не публичный человек, не общественный; скорее, наоборот. Хватит с них и моих книг.
Скорее всего, я вымучу свою «Байкальскую историю» и прекращу писать. Уходить надо вовремя. Стимула к творчеству нет.
И еще одно. Я вижу: кризис авиации необратим, он приведет к полному развалу старой советской авиационной системы, советской романтической философии полета, философии летной работы. Придет на смену что-то другое, новое, не наше, к чему у меня, воспитанника советской школы, душа не лежит. Опыт мой не востребован. Мои воспоминания вызовут у нового поколения ухмылку: «любопытно…» – и только. Ну, пожалеют нас, романтических дураков… да и отгребут в сторону, чтоб дорогу не загораживали.
Это новое поколение трудолюбивых, очень трудолюбивых пилотов… Да только трудолюбие их направлено не на штурвал и навыки пилотирования, а на зубрежку, зубрежку, зубрежку – то ли английского, то ли этих мануалов и чек-листов, то ли ФАПов… Ну, на управление кнопками компьютером, который управляет самолетом.
Я знаю эту породу упорных людей, я их по-своему уважаю, но… разве это летчики? Сам никогда зубрилой не был – боже упаси! Я все схватывал на лету, вдохновленный романтикой. Вдохновленный! А эти ребята вынужденны стать целеустремленными посредственностями.: ни на шаг от вызубренного!
Есть среди них и талантливые, одаренные, еще не совсем растерявшие ценности старой школы: вон, Денис Окань. Он-то руками пилотировать умеет, и показать может. Но все равно… философия другая.
Они идут по тропе, проторенной кем-то, чуждым. Они идут вослед. И они знают, за чем они идут в полет.
Это убивает. Мы были созидателями Полета; они же считают полет лишь частью общего процесса авиационной услуги, в которой собственно полету отводится небольшая по объему, итоговая, операторская роль. Они считают себя частью команды, стаи по совместной охоте на деньги. Я же всегда чувствовал четкую границу: вот я, капитан в небе, а там – они, команда. Я в небе решаю задачи полета, подготовленные и обеспеченные на земле командой, плюс те, что подбрасывает стихия. И в воздухе для меня той команды не существует. Ну, субъективно. Хотя прекрасно понимаю, что я на вершине созданной той командой пирамиды. На вершине! И здесь решаю я один.
А нынешние молодые пилоты следуют именно своей роли в команде.
Основное же для нового пилота – набить на клавишах цифры. И тогда полет сотворится. А неправильно набьешь – может и не сотвориться.
И, самое главное: зарплата.
Я до тридцати лет не задумывался над материальной стороной своей работы. Мол, есть умные тети, они о моей зарплате позаботятся. Мне хватало. Мне важнее было – висеть между небом и землей, решать интересные задачи и искать результат работы не в своем кошельке, а в глазах тех людей, кому я помог встретиться с близкими.
О нынешних летчиках – никто не позаботится. Поэтому они и такие. Мне их жалко.
Так для кого теперь писать? «Может быть, это будешь ты…»
Сейчас я скорее против того, чтобы в авиацию шла молодежь. Ну, разве что в военную. Там хоть Родину защищать. Там – не за доллар.
Надо в романе показать второго пилота именно таким вот прагматиком. И конфликт будет именно на этой почве. Старое и новое. И у каждого своя правда.
Однако хотя времена Джека Лондона и миновали, его произведения о тех временах все еще востребованы. Может, и моя скромная лепта чем-то поможет прагматичным людям 21 века в их пресной жизни?
10.12.
Пока я правлю уже написанные отрывки из новой книги. Дописал знакомство Климова со вторым пилотом и обрисовал личность этого Димы Кузнецова. В профилактории между ними явственно возникнет конфликт мировоззрений. Думаю, в полете ему как отрицательному персонажу будет отведена роль явного, панического труса. Не буду трогать бедняг-пассажиров – пусть себе молча боятся. А второго пилота, видимо, придется в конце полета вообще выгнать из кабины как паникера. Ну, некуда его мне воткнуть в полете: статист и все. Вроде как пассажир за штурвалом – но имеющий поверхностные понятия о полете и случайно оказавшийся в кабине в экстремальной ситуации.
Сейчас мучаюсь проблемой, как подать читателю обстановку в салоне. Скорее всего, для читателя пассажиры останутся живой безликой массой, как и для экипажа. Опишу поведение толпы.