– Я бы повелела тебе любить меня до конца моей жизни.
– Почему твоей? – рассмеялся он. – Ты моложе, ты королева, вряд ли твоему простому подданному удалось бы тебя пережить.
– Кто знает, что каждому из нас уготовлено? Долгий полет или быстрое падение…
– Ну а каким бы был второй указ?
– Второй? Я бы повелела убить меня, если с тобой что-нибудь случится.
– Почему?
– Потому что я жить без тебя не хочу.
Он перестал улыбаться и серьезно посмотрел на меня.
– Глупый разговор! Если ты хотела сказать этим, что любишь меня… – Он умолк. На его непокрытую голову падали снежинки и застревали в плену волос.
Моя рука непроизвольно коснулась завитка на его виске, высвободив маленькую белую звездочку – прекрасную в своей холодной безучастности.
Если бы и я, как эта равнодушная снежинка, могла вот так легко освободиться от сжигающей меня безумной любви, став холодной и неприступной. Но хочу ли я свободы? Или для меня нет ничего драгоценнее этого плена?
Я поцеловала Л. Его губы были холодны, а руки не обняли меня, как прежде. С таким же успехом я могла бы целовать статую в Зимнем дворце.
Это был первый и последний раз, когда мы говорили о наших чувствах.
Возможно, я поспешила открыться ему. А может, каким бы ни был мой первый, второй и третий указ в роли королевы, кровавого исхода это бы все равно не изменило.
Из аэропорта Андрей отвез нас с Таней в торговый центр, где оставил, забрав вещи моей подруги в квартиру.
Таня ходила по центру со светящимися от восторга глазами, подскакивая к каждой витрине и бурно выражая свое восхищение. Она не уставала повторять:
– Как же тут здорово! У нас совсем не так!
Меня ее слова каждый раз немного задевали, но я молчала, не мешая подружке наслаждаться. Как знать, каким бы я нашла Петербург, если бы не была закинута сюда волей судьбы и вынуждена остаться. Наверняка в глазах туристов, которые в любой момент могут уехать домой, северный город прекрасен.
Наблюдая за подругой – кареглазой девушкой с колоском, худенькой, одетой в ботиночки, доставшиеся от мамы, и клетчатое пальто, купленное на распродаже, – я вдруг увидела себя глазами моих одноклассниц. И зрелище это оставило на душе неприятный осадок. Когда я успела так измениться, что смотрю на мою лучшую подругу свысока и подмечаю за ней шумность, глупую восторженность и аляповатость с тем же цинизмом, с каким встретили меня в этом городе? От собственных мыслей мне было противно.
И когда Таня перестала бегать от витрины к витрине, я поймала ее и крепко обняла, прошептав:
– Я так по тебе соскучилась.
Мне хотелось плакать. Я соскучилась по дому и по себе прежней – беззаботной, не знавшей, что я хуже других, толстая и чем-то обделенная. В той моей жизни все было проще и понятнее. И больше всего меня пугало, что новая моя жизнь поглощала меня, изменяла и словно полировала, затем слой за слоем наносила позолоту.
Все утро я проверяла телефон и в аэропорту, а потом и в торговом центре пыталась найти точки с бесплатным вай-фаем, чтобы посмотреть, не ответил ли мне Лис.
Но ни в аэропорту, ни в торговом центре я сообщения от него не получила. Мне не хватало его и очень хотелось разделить мою радость от приезда подруги с ним. Откинув неловкость, я написала ему:
«Привет! Ко мне приехала подруга, помнишь, я рассказала тебе о ней?! Как думаешь, могли бы мы все вместе сходить в ближайшее кафе? Может, тебе уже сняли гипс? А если нет, я помогу тебе, обопрешься на меня, чтобы дойти до кафе! Жду ответа!»
Но ответа все не было. Днем, пока мы сидели в кинотеатре, мне позвонил Данила и пообещал присоединиться к нам с Таней вечером.
Мы встретились у Спаса на Крови и после краткого знакомства пошли прогуляться в Летний сад.
Таня любознательно расспрашивала Данилу о том о сем, и мне от ее некоторой назойливости было неловко. А еще мне было стыдно за эту самую неловкость. Мысли, что я веду себя так, словно чем-то лучше Тани, меня напрягали.
А Таня с Данилой тем временем совершенно спокойно общались.
– А ты знал, что Теф начиная с пятого класса каждый год побеждала в беге в мешках? – с гордостью поведала Таня. – У нас в городе часто на площади устраивают гулянья и соревнования.
– Нет, она мне не рассказывала. – Данила засмеялся, посмотрев на меня. – Хотел бы я посмотреть на тебя в мешке!
Я лишь вздохнула. Таня тут же вспомнила еще о какой-то моей нелепой победе.
Мне казалось, что все эти новости из города, о котором он никогда не слышал, и сведения обо мне из детства ему совершенно не интересны. Я даже попыталась намекнуть Тане: