Милорд положил книгу на стол и произнес:
— Ты всегда это знала, не правда ли? — Он подошел так близко, что я услышала его дыхание, и меня поглотило неимоверное желание вцепиться когтями в его лицо. Я даже глаза прикрыла, боясь потерять контроль, и не желая, чтобы он это понял.
— Я знаю, кем являетесь вы, милорд, и никогда не писала об убийцах… — В моих словах было больше усталости, чем гнева, и он это понял, но его собственный гнев был не меньше моего.
— Алекс погиб из-за твоего выбора, Лиина! Ты приняла решение и его последствия, а я всего лишь исполнил твою волю! Так кто же из нас убийца? — Он скривил свои губы, но это не испортило его лица.
Меня передернуло от его слов и собственных воспоминаний, словно только вчера, а не десять лет назад я задала себе тот же вопрос после смерти юноши, ответственность за гибель которого лежала и на моих плечах. Но я не собиралась возражать милорду, ибо даже при отсутствии умышленной вины наши действия могут быть столь разрушительными, что после них не остается ничего живого. Я только не хотела слышать имя Алекса, произнесенное из уст милорда. Это было слишком тяжело и я велела себе замолчать.
Жаль, что я не могла просить об этом милорда, а он продолжал:
— Я прочел твою книгу, Лиина. Ты никогда не писала обо мне. О ком угодно и о чем угодно, но только не обо мне. Я хочу это исправить, — милорд вернулся к рабочему столу и развернул экран монитора, стоявшего на нем, совершенно пустого, за исключением моего имени. — Название книги можешь придумать сама. И еще… Пока ты пишешь ее, ты будешь жить. Неважно, сколько времени это займет.
— А если я откажусь? — Его предложение застало меня врасплох, словно человеку, приговоренному к смерти, отсрочили исполнение приговора в самый последний момент.
— Ты же не хочешь умирать медленно, Лиина? — Милорд был слишком серьезен, чтобы поверить ему сразу и безоговорочно, но боль уже коснулась меня своим черным крылом, увлекая к смерти и разрушению, и оттягивать конец было все равно, что увеличивать муку, в которой корчилась моя душа.
Предложение милорда привело меня в замешательство. Подобная отсрочка не была ему свойственна, а его желание все закончить было слишком искренним — я это чувствовала и потому спросила:
— Зачем вам это нужно?
Но он не ответил мне, лишь снова повторил:
— Ты можешь написать книгу обо мне и моем мире без ограничения во времени или умирать так долго, как я захочу. И ты знаешь, что я могу сделать с человеком, отказавшим мне в столь незначительной просьбе. — С этими словами милорд пододвинул монитор к самому краю стола, словно намеревался сбросить его на пол, если я откажусь, и я сделала шаг.
Еще немного и рука моя коснулась клавиатуры. Пустой экран притягивал к себе и я подумала, что была рождена для того, чтобы писать, но милорд изменил мою судьбу. Я всегда хотела дойти до самого конца своей жизни, зачерпнув из ее источника столько, сколько смогу выпить, но благодаря милорду, я зачерпнула даже сверх того, что могла унести. И все же я всегда хотела дойти до конца и не бояться.
Мои пальцы погладили черные клавиши с белыми буквами, ожившими на экране: «ДЕНЬ ПЕРВЫЙ: Дневник из преисподней». Я перешла черту…
Глава вторая
ДЕНЬ ВТОРОЙ: «Мы рождены для битвы и всегда дойдем до самого ее конца!».
Наступившее утро нового дня было серым и пасмурным — таким же, как и мои чувства. В глубине тела по-прежнему жила боль, так и не покинувшая желудок. Разум запретил вспоминать события прошлых дней, но тело не могло так просто забыть, и я впервые согласилась с мыслью, что наша душа способна разрушать наше тело ничуть не хуже любого оружия.
Монитор, стоявший на столе, притягивал к себе, и я вдруг поняла, что милорд знает меня лучше меня самой. Строки, ложившиеся на экран, не позволяли сойти с ума и давали пусть краткую, но все же передышку. Откуда милорд это знал?
В конце концов, если кто-то и знает о боли больше других, то я не исключаю, что это он, несмотря на огромные белые пятна его биографии, оставшиеся неизвестными для меня. Я почти ничего не знаю о жизни милорда до встречи с ним, но мое собственное прошлое не отпускает меня никогда. Оно снова и снова вторгается в мою жизнь, и самая горькая его часть вызывает знакомое чувство страха, рожденное болью и невозможностью изменить настоящее.