Поскольку я познакомился с ней в студии Брайана Томкинсина, я думал, что все это могло быть подстроено. Томкинсин делал огромную долю работы для «Киллалон», а следовательно, имел свои «плюшки». Время от времени он брался за бесплатные съемки, когда его просили, потому что знал, что это хороший бизнес – работать с одним из лучших рекламных агентств в мире. Это была обычная практика. Его агентом была бывшая королева красоты из Польши (по-прежнему красавица) с глазами, как у ягуара (не то чтобы я когда-нибудь смотрел ягуару в глаза, но вы понимаете, что я имею в виду).
Кстати, одна из теорий заговора заключается в том, что, поскольку руководителям «Киллалон Фицпатрик» не понравилось, что работник, в которого они столько вкладывали, уезжает в Нью-Йорк, они хотели помочь мне уничтожить себя, познакомив с юной леди из Ирландии, сосредоточенной на собственной карьере. Она получила хорошую работу у Питера Фримена вскоре после того, как «устроила мне веселенькое время» в Нью-Йорке. Это я просто размышляю. Я знаю, что это немного чересчур, но «Киллалон Фицпатрик» – охренительно странная контора.
Другая теория могла бы существовать параллельно первой или самостоятельно, если вам так больше нравится. Теория Номер Два поддерживает тему художественного фотоальбома. В этой версии у Эшлинг есть двое друзей из Гарварда, изучающих издательское дело, которые уже заключили с ней издательский договор и одобрили концепцию высококачественной книги фотографий, включающей фотоэссе в стиле тех фотосерий «Настоящая любовь», которые были более распространены в 1970-х. Однако в данном случае во всех романтических сюжетах фигурировала бы одна девушка с разными мужчинами. Фотоэссе отражали бы развитие событий от самого начала до самого конца (каким бы этот конец ни был). В Теории Номер Два я – один из этих мужчин. Теория Номер Три заключается в том, что и Теория Номер Один, и Теория Номер Два – полное фуфло, и что жизнь непредсказуема, и что все, что происходит, не имеет ни смысла, ни структуры; это просто случается. Как с непотопляемым «Титаником». В общем, как-то так. Я аккуратно распределил все ставки на область Теорий Номер Один и Два, бо́льшую часть – на Номер Два. Просто чтоб вы знали.
Если мы рассмотрим Теорию Номер Два, Эшлинг отработала начальные этапы этой «настоящей любви» и даже начало ее конца. Но не получила ничего достойного. Только блаженно-идиотские портреты слишком влюбленного мужчины. Ни гнева, ни слез, ни му́ки. Какая же любовь без гнева, слез и мук? Мы же не можем сделать книжку под заглавием «Настоящая дружба», верно? Нет, конечно же, нет. Не в том случае, если у тебя заключен издательский договор, который означает дедлайн и деньги, потраченные из определенного бюджета, выделенного тебе, чтобы помочь «собирать материал». Хм-м-м. И не в том случае, если ты уже вложила немало времени и энергии в свой сюжет. О нет! Еще одна фотовспышка перед входом в «Фанелли», когда я поднимаю ладони (направленные вверх) в жесте, который, как я понимаю, может быть превратно истолкован как умоляющий, – и эта конкретная страница ее будущей книги перевернута.
Дав обещание позвонить, на следующий день я делал все возможное, чтобы не поддаться искушению оставить пятнадцать умоляющих сообщений на ее автоответчике. Под конец я оставил сообщение со словами, что не смогу увидеться с ней этим вечером, что нарисовалась работа и что «увидимся как-нибудь». Рука моя дрожала. Я собрал все силы – а было их не так много, – чтобы сделать этот звонок.
Я намеревался больше никогда ей не звонить. Никогда. Я собирался воспользоваться тем же методом, который потребовался, чтобы отказаться от выпивки. Делать это посильными порциями – на один укус. Один час. Одна минута. Иисусе, вот это была пытка! Мое эго говорило мне, что я причиняю ей ненужную боль, не звоня. Что я причиняю боль ей. Что она и должна играть недотрогу. Что именно это должны делать девушки.
В общем, я каким-то образом продержался еще день, и в тот вечер, ближе к ночи, около половины двенадцатого, она позвонила мне в отель. Я спал. Вечером шел снег, и я пытался встретиться с Тельмой, чудесной девушкой с работы, с которой уже встречался несколько раз (она любит флиртовать), но она так и не объявилась. Когда зазвонил телефон, я проснулся и… угадайте, с кем же я разговаривал?
С источником своих худших кошмаров. Она заставила меня говорить о таких вещах, о которых я поклялся никогда ей не говорить. Фу! Я морщусь, даже просто вспоминая об этом сейчас. Все это наивное фуфло насчет Тома Баннистера, моего отца, насчет того, что она, должно быть, Моя Единственная, и насчет того, как я пригрозил на работе, что уволюсь, если меня не пошлют в Нью-Йорк… О Боже! Я был полусонный и не понимал, что говорю. Она поощряла меня, разумеется, обхаживала такими фразами, как «я же не знала, что…», и «тебе следовало сказать мне…», и «это же совсем другое дело». Я так понял, что эти едва слышные фразы означали «надежда есть».