В каждом городе есть свои легенды,
На каждой улице есть свои персонажи,
В каждой голове есть свои мысли,
И я хочу все узнать их однажды
Группа «Центр» была на подъеме и зрела в душу этой молодежи, годами нарабатывая и раскручивая свой репертуар.
- Здорова, парни, - поживая руки всем присутствующим, поприветствовал Мирон.
- Рассказывай, вояка, сколько душманов пристрелил, сколько крови пролил? - с одурманенной улыбкой спросил, Коршун. В его руке была пластиковая бутылка с дыркой посередине, откуда он вдыхал едкий дым.
- Да я писарем в штабе отсиделся, - усмехнулся Мирон, вспоминая крылатую фразу из фильма «Брат». - Вы тут как?
- Как видишь. Напас, музон, братва. Скоро к телкам поедем. Жизнь коротка, брат, чтобы ее тратить на всякую ерунду.
- А ты еще подкачался, - заметил Бродвей. - А ты где служил-то?
- ОДОН.
- Это что такое?
- Это мусора, - ехидно отозвался Китаец. В течение секунды Мирон стоял перед ним. В течение второй секунды Китаец уже лежал на земле, корчась от боли в челюсти.
- Запомни, брат, один момент - солдат ВВ менту не кент.
- Да я же угораю, - обиженно сказал Китаец, потирая челюсть.
- А ты хорош, - Коршун протянул пластиковую бутылку с едким дымом. - Какие планы на гражданке?
- Пока на телефоне поработаю, там видно будет, - покачав головой тот добавил. - Но точно не это дерьмо курить.
- Это зря, - снова затянувшись, промолвил Коршун. - С мозгом постоянно нужно экспериментировать... Говорят мозг не может бездействовать. То есть либо ты тупеешь, либо ты умнеешь. Одно из двух. А чтобы он просто остановился в развитии - такого быть не может... В общем, хорош философствовать - к телкам поедешь?
- Поехали.
Наверное, в этот самый момент Мирон понял, что детство закончилось. Даже в этом шумном гаме трехкомнатной квартиры в соседнем районе, с двадцатью знакомыми и незнакомыми он чувствовал себя одиночкой. Каким-то чужим. Все те, кого он, когда знал стали другими... Или он стал другим. Человеком из другой планеты. Глядя на Коршуна, знакомого ему с первого класса, он не хотел быть с ним знакомым. Просто взять и стереть со своей памяти... Хотя это самое ужасное. А Бродвей? Когда они с ним вместе ходили на секцию кикбоксинга. Это он свел его с Коршуном. Даже пристающие к нему девушки не возбуждали его.
Они не выглядели загадкой, тайной, не пахли цветами, не сражали взглядом. Они были доступны, глупы. Это отталкивало. За год в армии, Мирон прочел десятки художественных книг, но героинь из романтических произведений в этой грязной квартире с пожелтевшими обоями не было. Окна в помещении были прибиты фанерными досками, под ногами валялись пивные и пластиковые банки вперемешку с использованными шприцами.
«Черт! - кричал он внутри себя. - Я не хочу быть таким... Это не жизнь, а тюрьма, построенная ими самими! Мало того они построили для себя, так они еще пытаются упрятать сюда и других... Нет... Это не жизнь»
- Все нормально, брат? - спросил Коршун.
- Нет, - без каких-либо объяснений ответил тот.
- Все возвращаясь из армии думают, что мир упадет к их ногам. А тут вот так.
- Откуда ты знаешь? Ты же не служил.
- Мой старший брат служил. Город или страна тебе ничего не должны. И ты никому и ничего не должен. Просто расслабься.
- Нет уж. Я лучше поборюсь, - Мирона все раздражало.
- Давай размышлять, - поджигая сигарету, начал он. - Мои старики получают пенсию. У них две квартиры. Одну из них они сдают. Мне на еду и более или менее кайфануть хватает. Зачем мне корячиться на заводе или в других шарагах. Люди работают, чтобы скоротать время. Я тебе отвечаю. Мало кто работает ради миллионов, островов, тачек, телок. Все работают, чтобы потратить время. Понимаешь. У нас средняя зарплата пятнашка... Пятнадцать тысяч, понимаешь? Какой-нибудь Это’О получает, в газетах читал, 2 миллиона рублей в день. За то, что катает мяч в футболке «Анжи». Мне до его дневной зарплаты нужно жизнь прожить. Поэтому пусть вся эта страна и весь город идут на хер. А я и на пособия протяну.
- То есть город во всем виноват?
- Никто не виноват. Уж я-то точно. Меня все устраивает. Не знаю, сколько раз ты в армии по голове получал, но точно сказать могу, что жить, как все я не собираюсь.
- Да я и не осуждаю тебя.
- Осуждаешь. Я же вижу по глазам. Все происходящее вокруг - дерьмо. Я не в силах все изменить. Поэтому рыпаться не буду.
Тяжело вздохнув, Мирон добавил:
- Я, наверное, домой поеду.
- Наверное... Езжай.