— Да. Я уже давно тут странствую, вот язык хорошо и выучил, — в действительности, мне лишь повезло, что местный разговорный совпадает с моим родным языком. — А, как ты сказал «каракули» мои, вовсе не из моих краев и даже языком не являются. Это походный шифр. У каждого уважающего себя путешественника он есть! — предсказывая его следующую фразу я добавил: — Если же тебе он показался слишком заковыристым, то все благодаря моему отцу. Именно он придумал его ещё во времена участия в коррупционной триаде Тильмернов. Я же его лишь слегка додумал.
Хауз застыл с приоткрытым ртом и спустя мгновение, осознав, что я сказал, промолвил: «Ладно» — достал свисток и взбодрил Дэрри. Не уверен, что значил этот ответ, но я рад, что несмотря на сопротивление, мне удалось понять причину его недоверия ко мне. Впрочем, все оказалось весьма просто.
Путь продолжался. Луна была высоко, а небо — чисто. Света было достаточно, так как ночь не была непроглядно темна. Вдали уже виднелась группа из нескольких гор, составляющих хребет. Самая высокая из них — Ксилл. Правее была Фон, а самая маленькая — Ния. По рассказам, эта гора была первым найденным месторождением серы — ресурса, который активно используют в строительстве, освещении и алхимии. После загадки о появлении этой горы, главным секретом являлось внутреннее устройство: конструкция, удерживающая гору, центр обработки и нескончаемые лабиринты из пещер и шахт. Идеальное место, чтобы хорошо и надолго спрятаться.
— Что для тебя эта работа? — продолжил допытываться я.
Хауз не среагировал, он смотрел вперед и о чём-то размышлял.
— А… почему ты хочешь спасти Сати? — в эту секунду он посмотрел на меня, и я исправился: — Саги.
Он перевел взгляд на дорогу, ничего не ответив. Все же Хауз меня слышал, но желания общаться у него не было. Я хотел было задать ещё один вопрос, но гнетущая аура этого человека запретила мне это делать. Я, также как и он, уставился на дорогу. «Как там Рима? — подумал я. — Как могло повлиять произошедшее на организм человека? Какие могут быть последствия от, буквально, превращения в жидкость? И почему я подумал об этом именно сейчас?..» Оставалось лишь надеяться, что с ней все хорошо.
— Знаешь, я ведь не всегда был путешественником, — Хауз все еще не реагировал. — Я учился, познавал, но мне чего-то не хватало. Я хотел большего, чего-то за рамками обыкновения. Но стоило мне начинать делать то, что от меня не требовали, как все рушилось. Все вокруг были против того, что я делаю, ибо так было не принято, да и перспектив у такого дела мало. Только проблем наберешь. Но я смог решиться. Выбраться из этого узкого круга возможностей. Мне хотелось доказать всем на что я способен! Показать свою ценность! Но мысли, посетившие меня в тот момент… были ужасны. Я не сделал того, что задумал. Просто ушел. Оставил все там. Теперь меня ничего не удерживает и не останавливает. Хотя сейчас я уже даже не знаю хорошо ли это. Я будто все еще пытаюсь кому-то что-то доказать.
Я решил раскрыться этому человеку. Подумал, что он настолько закрыт, потому что не доверяет мне. Опыт подтверждал эту теорию. Так что, закончив монолог, я не взглянул на него, не сделал это побуждением к действию, а лишь повернул голову и стал рассматривать пейзажи, которые уже другой десяток минут не менялись. Это не делало их хуже, просто заставляло изредка отворачиваться, чтобы забыть их, а потом снова наслаждаться. Ночной воздух радовал обоняние. Правда, он был бы ещё слаще, пройди дождь, а так, он был слегка суховат. Но холод близящегося сезона, который мне, по-видимому, придется провести здесь, освежал. Не то чтобы я был против, нет, но для начала мне предстояло выжить.
— Я больше ни для чего не гожусь, — сказал Хауз.
— А?
— Ты спросил: «Что для тебя эта работа?»
— Считаешь, что это единственное на что ты способен?
— Наверно, — ответил Хауз после паузы.
— А как же ящеры? Мне кажется, ты был бы отличным смотрителем, — сказал я, вспоминая недавнее действо и наблюдая за Дэрри, активно перебирающего лапами.
— Это не мой свисток, — сказал Хауз. — Он принадлежал моему брату. Он был… хотел быть смотрителем… как отец, — он прервался на мгновение. — Я ненавидел ящеров… Считал их… низшей ступенью живых существ. Пока он не сводил меня на поля, — он… улыбнулся? — Все еще помню его лицо, когда он забрался на шею того гада, ха-ха! Теперь же… Мне сложно на них смотреть. В каждой зеленой морде я вижу его лицо… — закончил Хауз и замолчал, уйдя куда-то в себя.
— Как, — аккуратно начал я, — как его звали?
Хауз поднял глаза на ящера, бегущего перед нами, и ответил: