Лёжа в темноте, Лариса вспоминала профессиональные и личные неудачи последних лет, прокручивая их в голове одну за другой. С ненавистью думала о финансовой зависимости от богатых любовников и сестры, ежемесячно выделяющей небольшое содержание из припрятанных отцовских денег – тех самых, которые так и не сумели отыскать следователи. Полина не жадничала, но и не собиралась рисковать. Передавала ровно столько, чтобы не привлекать ненужное внимание полиции и не дать сестрёнке-неудачнице оказаться на улице. А заодно отслеживала, чтобы та оплачивала счета.
Нет, Лариса не злилась на Полину за эту «заботу». Она ненавидела себя – за собственную никчемность. Поэтому, обдумав предложение Сафронова, решила в последний раз окунуться в кошмар, который отчаянно мечтала оставить позади. Она нарисует портрет Романа. И будет стоять на выставке рядом с «произведением искусства», рассказывая слезливую чушь журналистам. Чего бы это ни стоило! Зато потом начнётся новая - по-настоящему новая - жизнь.
Вот только... только...
Проще было сказать, чем сделать. Лариса убила целую неделю, чтобы взять в руки кисть. И ещё полторы, чтобы изобразить ненавистное лицо. Увы, результат не устроил категорически. Никто в здравом уме не поверит, что она скорбящая невеста, увидев этот портрет. Стараниями убийцы Роман получился похожим на борова сильнее, чем в жизни. На губах играла злая усмешка, в налитых кровью глазах читалось отвращение.
Лариса в сердцах разрезала холст и швырнула об стену бокал с вином. Роман словно издевался с того света, лишая возможности наладить жизнь. Быть может, в этом и заключалась вселенская справедливость?
Успокоившись, Лариса принялась за новый портрет. Увы, через два дня картину постигла та же участь, что и первую. Лицо Романа не желало получаться человеческим, улыбка напоминала звериный оскал. А взявшись за третий холст, художница поняла, что рука отказывается водить по нему кистью. Перед глазами стоял убитый жених и победно ухмылялся. Мол, думала, всё кончилось? Не выйдет, детка!
Ситуацию усложняли ежедневные звонки Андрея Сафронова. Менеджер в поте лица организовывал выставку и жаждал увидеть главный экспонат. Лариса скармливала очередную порцию вранья, но клятвенно заверяла, что уложится в срок. А закончив разговор, носилась по дому, проклиная жениха. И Сафронова заодно.
За четыре дня до открытия выставки, так и не создав ничего пристойного, Лариса набрала номер сестры, успешно перебравшейся в столицу вместе с Эдуардом.
- И это вся печаль? - устало спросила Полина, когда Лариса в слезах поведала о злоключениях.
Младшей сестре стало обидно.
- По-твоему, это ерунда?
- Да, - объявила старшая. - Ты вымоталась и не видишь, насколько всё просто. У тебя есть проблема. Так избавься от неё. Исключи из уравнения.
- Как? - Лариса почти созрела, чтобы сбросить звонок и отправить мобильный на встречу со стеной, как недавно бокал. - Я должна нарисовать портрет Романа! Но его лицо...
- Далось тебе его лицо! - не выдержала Полина. - Сделай абстракцию. Нарисуй Романа, стоящим спиной, и свои руки, тянущиеся к нему. Или пусть бредет прочь - за грань. Изобрази водопад или мост в тумане! Как там, вы художники, представляете вечность?
Лариса ахнула и хлопнула себя по лбу. И почему сама не догадалась?!
...Вдохновение посетило художницу через несколько часов, когда бутылка красного вина опустела наполовину. Лариса отдалась ему полностью, как желанному любовнику. Позволила вести себя, не давая разуму включиться. Именно в состоянии эйфории, граничащей с лёгким безумием, у неё получались лучшие работы.
А, отоспавшись, Лариса пришла в ужас. Постояла минут десять, разглядывая плод многочасовой работы - почти законченный. Оставались последние штрихи, но художница знала, наносить их бессмысленно. Эту работу выставлять нельзя!
«Прости, придётся отменить выставку», - написала она Сафронову в смс. - «Видишь, какая фигня получается». Фото новоиспеченной картины было отправлена следом за посланием.
Менеджер не ответил. Видимо, не смог сразу переварить «потрясающую» новость. А Лариса отправилась в бар – заливать горе. А, возможно, и найти приключения. Романтические или не очень – неважно.