– В какую цену? – спросил он.
– О! Я плохо осведомлена о ценах, – ответила она.
– Мне нужно что-либо основательное, комфортабельное, и в то же время не дорогое.
– Вы должны посмотреть, – возразил служащий, – этого товару у нас идет много. Соблаговолите подойти, сударыня!
Разговор велся при мне. Признаюсь, что волновалась я ужасно. О, Боже! Неужели меня выберут? Я этого желала всей душой! Когда посетительница села на меня, я постаралась, конечно, передать рессорам всю нежность и гибкость, которыми была полна моя душа.
Она встала, наклонилась к моему ярлыку и заметила:
– Сто сорок.
– О, сударыня, это прямо даром! – воскликнул приказчик. – Эта мебель прочная, за нее можно поручиться.
Потом, повернувшись в сторону тех, которые были возле меня, он дерзнул без малейшего колебания в голосе произнести ту же ложь:
– А вот другие – эти в 110 франков, но я не осмелился бы предложить их вам и гарантировать их прочность.
Хорошенькая дамочка осмотрелась, сделала гримаску, и снова взор ее остановился на мне. Как я благословляла эти прекрасные карие глаза!
– Впрочем, – сказала она, – сто сорок франков… Если она прочна…
– Я ручаюсь за ее качество, сударыня; лучшего не бывает в этом жанре и по этой цене; и, как вам известно, мы никогда не обманываем своих клиентов.
– Я люблю сочетание красок различных оттенков, – прибавила дама.
– О, сударыня, здесь такое разнообразие цветов, которого вы нигде не найдете. Мы сами делаем обивку, и эти перемежающиеся цвета – одна из тайн нашего производства. Я вам даже скажу, что в этой гораздо больше вкуса, чем в той. Та несколько бьет в глаза.
Он указал на мою рыжую невзрачную соседку.
– Я думаю, она ужасна! – воскликнула дама.
– Не правда ли, сударыня? – поторопился заискивающе сказать другой приказчик.
– Можете ли вы доставить ее сегодня же? – спросила дама.
– В Париж?
– Да.
– Конечно, сударыня. Вы оставите адрес в кассе, а я позабочусь о немедленной отправке. Если подвода подрядчика уже уехала, я поспешу отправить специально заказанную.
И они отправились к кассе.
Дело было решено. Меня должны были убрать.
Через десять минут меня завернули в серую бумагу, перевязали бечевкой и так скоро вынесли, что у меня не было даже времени распрощаться со своими товарками и с магазином, где я провела первые месяцы жизни… Меня взвалили на телегу. Телега покатилась, и я вскоре оказалась на месте назначения.
– На первый этаж, – сказала жена швейцара, к которой обратился возница, – на второй площадке.
Меня понесли, едва ли не с благоговением, возница и швейцар по узкой, темной, выкрашенной в серый цвет лестнице. У двери швейцар позвонил. К моему изумлению, появилась не та дама, которая приходила, чтобы меня приобрести. О, ужас! Это был мужчина.
Меня внесли. Я миновала переднюю, маленький зал, столовую и была поставлена в спальню, где мне суждено было пробыть впоследствии так долго, и, признаюсь, не проскучав ни единого дня.
Но прежде, чем дать вам возможность понять, насколько я могла быть счастлива в такой обстановке, я должна покончить с описанием, которое будет состоять, таким образом, из трех частей: необходимо сказать как о моем новом хозяине, так и том месте, которое отныне стало для меня, как говорят, «домом». Хозяин квартиры не оказал мне достаточно радушного приема; он окинул меня сверху донизу недовольным взглядом, напрасно стараясь отыскать во мне что-либо изящное, скорчил гримасу, и я услышала процеженный сквозь зубы несправедливый упрек: «Фу!..»
Вот и все.
Он меня оставил в углу, и я не видела его в течение почти всего вечера, но зато мне представился случай осмотреться вокруг. Опечаленная, меланхоличная, готовая заплакать, я вступила в сношение с различными предметами, расположенными в спальне, в которой мне суждено было провести такие интересные минуты, о которых любая кушетка может только мечтать.
После внимательного осмотра всех предметов я, признаюсь, вновь почувствовала как рождается самоуверенность и невольно подумала про себя: «Может быть, я и не очень хороша, я это знаю, так как была «волком» в магазине, но в общем, я думаю, вокруг меня такая же публика».
Я ухмыльнулась при этой мысли и поздравила сама себя с тонким развитым вкусом.
– Мы должно быть все одного поля ягоды, – произнесла я совершенно тихо.
Как бы предугадав свои будущие обязанности, я остановила свой взор на кровати. Я, вероятно, должна быть для нее страшной соперницей. Так впоследствии и оказалось. При удобном случае я поведаю о наших бесполезных столкновениях, теперь же мне не хочется об этом распространяться.