Сына нарекли Виталиком. Мама учила Иру, как купать, пеленать. Не обходилось и без ссор. Обе ведь строптивые! Я как мог сглаживал острые углы. Бывало, Ира выбегала из дому, сильно хлопая дверьми. Я бежал за ней, успокаивал, потом возвращался домой, просил маму быть более сдержанной и снова мчался к Ире, просил не хлопать сильно дверьми и обещал, что мама больше не будет кричать.
Отучился
Подходило время оканчивать училище, и дирекция решила организовать концертную бригаду, чтобы заработать денег на фотоальбомы и выпускной вечер. Мне поручили собрать небольшой эстрадный состав из студентов училища. Я собрал квартет: саксофон, контрабас, ударные и я - на баяне. Первой в моей жизни аранжировкой стала песня A. Пахмутовой "Куба - любовь моя". В бригаде участвовали студенты всех курсов, и получилась неплохая концертная программа. Последние две недели перед выпускным экзаменом я занимался больше чем обычно. Программа была довольно интересной и сложной.
Пришло время последнего экзамена по баяну. Я играл три произведения, последним - "Цыганские напевы" Сарасате, во время исполнения которого краем глаза заметил, что наш завуч - тот, что устроил мне разнoс, поймав нас с Наталкой за неприличным занятием, - достал носовой платок и промокает слезы. Пробежала мысль: "Или я так плохо играю, или он чем-то расстроен?" Мне казалось, что играю я неплохо. После того как все отыграли, завуч вышел в коридор, подошел ко мне, хлопнул дружелюбно по плечу и произнес.
- Дуже добре!
Алкогольное амбре поплыло за ним. За экзамен я получил "отлично".
Прошли четыре хороших, веселых, судьбоносных года. Я стал мужем и отцом. Отправлялся в свободное плавание до октября, после чего конец свободе - армия!
Через неделю после выпускного вечера меня пригласили в филармонию в женский вокальный ансамбль "Львовянки" в качестве баяниста-контрабасиста в оркестр, состоящий из четырех бандуристок, двух скрипачек, альта, виолончели, сопилки (маленькой деревянной дудочки), флейты, цимбал и контрабас-баяна. Плюс шесть девушек, поющих вместе и по отдельности. Я никогда не слышал такой классной игры на такой крохотной дудочке - сопилке. Разъезжали мы по всей по Западной Украине. Покатался с ними до октября и уволился в связи с предстоящим скорым уходом в армию. Хотелось побыть с женой и сынишкой.
Армия
Не так давно в Советском Союзе поменялся правитель. Н. Хрущева убрали, и коммунистическим царем стал Л. Брежнев. Разницы особой не было. Папа как стоял в очередях за продуктами - так и продолжал стоять. Ну, а мне - в армию!
Забирали девятого ноября. Ждут меня, скорее всего, нелегкие, сроком на три года испытания. Выдержит ли моя семья все это? За себя был спокоен, знал - ради Иры и Виталика все выдержу! В том, что Ира меня любит, был уверен. Сомневался только в том, что во время моего трехгодичного отсутствия дома будет все гладко.
Как ни странно, мама хотела, чтобы я пошел служить, несмотря на то, что оставалась с маленьким ребенком и невесткой - и все это надолго. Армия была ее последней надеждой сделать из меня человека. Когда подойдет время служить брату, мама его отмажет. Сделает она это очень просто и очень дешево: найдет лаборантку, которая занимается медицинскими анализами будущих солдат, купит коробку конфет и попросит ее сделать Лёне больную печень. "Больную" печень сделают - Лёню в армию не возьмут.
Мой уход в армию мы с Ирой отметили походом в кино, конечно - с мороженым. Ира всплакнула, да и у меня в душе мутороть. Пришли домой поздно. Все уже спали. Мы легли. Ира уткнулась носом мне в плечо. Говорить уже было не о чем. Ира молча плакала. Плечо стало мокрым от слез. Я целовал ее в макушку.
День выдался прохладным. Время от времени моросил дождь. Вдоль мостовых ветер гнал мокрые листья. Ира, прихватив Виталика, захотела проводить меня до призывного пункта. Я просил ее остаться дома, но она хотела побыть со мной еще немного.
На сборном пункте собралась пара сотен призывников. Вид у всех был не ахти какой - гуляли как минимум дня два подряд, Седьмое ноября плюс проводы в армию. Одежда на всех была самая старая, все равно выбросят. У каждого котомки. Никто не знал, куда поедет.
И все-таки мне повезло! Кто-то из папиных знакомых был знаком с капитаном по фамилии Сокол, который был ответственным за культурно-массовую работу полка конвойных войск. Полк стоял во Львове. Капитан Сокол обещал быть утром на сборном пункте. Я не знал капитана Сокола. Пока что ко мне никто не подходил. Объявили десятиминутную готовность к построению. Перед тем как за мной закрылись ворота, еще раз обнял продрогших Иру и Виталика.
Капитана нет. Нас построили, и несколько офицеров из различных родов войск - "покупатели" - начали обход призывников, выясняя, кто какой специальности. Я увидел идущего в мою сторону капитана. Сразу понял - это мой Сокол ясный. Он подошел ко мне быстрым шагом:
- Ты Шик?
- Да.
От него разило.
- Не называй никакой специальности, а то заберут неизвестно куда!
- Но я ведь могу сказать, что я музыкант?
- Нет! Могут забрать!
- Что же мне сказать?
- Придумай чего-нибудь!
Покупатели подходили все ближе, а я никак не мог придумать. По рядам пробегало: "Шофер... Слесарь... Тракторист... нет профессии..."
Ко мне подошел старший лейтенант со списками. От него тоже разило. И тут меня осенило.
- Фамилия?!
- Шик.
- Специальность?!
- Администратор.
- Какой такой администратор?!
- Администратор в филармонии.
- Какой такой филармонии?!
- Львовской.
Офицер осмотрел меня от макушки до старых туфель, что-то черкнул в своем списке и пошел продолжать задавать вопросы. Капитан Сокол стоял недалеко и все слышал. Я глянул на него и увидел одобрительный кивок. Появилась надежда. Вскоре надежда воплотилась в реальность: я остался во Львове - меня взяли в конвойные войска.
Армия стала для меня тяжелейшим испытанием не потому, что беспрекословное подчинение приносило мне почти физическую боль (к этому со временем привык), а еще и потому, что служил я в трех трамвайных остановках от дома. Именно это окажется самым тяжелым.
Для начала сняли мою а-ля Элвис Пресли прическу. Сводили в баню, выдали форму. Шестинедельный курс молодого бойца мы проходили на территории другой воинской части, которая находилась за чертой города, в конце улицы Стрийской.
Ира раз в неделю приезжала с ребенком ко мне. Виталик уже был довольно тяжелым бутузом, и ей приходилось большое расстояние от конечной остановки троллейбуса и обратно тащить его на руках, так как коляска была большая и с ней в троллейбус не пускали. Меня выпускали за ворота на десять минут. Десять минут счастья, слез и прощаний. Ира рассказывала, что дома обстановка не из приятных, что целый день она на занятиях, приходит домой вечером, и что совсем не хочется находиться дома из-за натянутых отношений. Позже мама говорила, что от Иры постоянно пахло алкоголем, и что она одна растит ребенка, а Ире наплевать на сына. Я целовал плачущую жену и как мог успокаивал. Просил немного потерпеть, всего три года. Успокаивал, что ей осталось учиться полтора года, которые быстро пролетят, а там видно будет. Она уходила... Я смотрел, как удалялась миниатюрная девушка с тяжелой ношей на руках.
Младший лейтенант Нестеренко
День выдался снежный. Плац, на котором нас муштровали, с большим каменным Ф. Дзержинским в центре, которому мы, проходя мимо, обязаны были отдавать честь, успели очистить от снега. Только футбольное поле лежало под белоснежным саваном. Со мной в одном взводе оказался мой хороший товарищ Игорь Драник, с которым вместе гоняли мяч в дворовой футбольной команде и вместе занимались в секции вольной борьбы. Позанимался я тогда с полгода и после поступления в училище прекратил. Игорь же продолжал заниматься. Ниже среднего роста, белые волосы барашком, с поросячим носом и ломанными ушами, он был к этому времени уже мастером спорта.