«Эта девчонка отсталая», — решила моя Нини, увидев, насколько медленно проходило моё обучение. Её словарный запас изобилует политически некорректными выражениями — такими как «отсталый», «толстый», «карлик», «горбун», «педик», «мужеподобная», «узкоглазый», и многими другими, которые мой дедушка пытался оправдать ограниченным английским своей жены. Она единственный человек в Беркли, который говорит «негр», а не «афроамериканец». По словам моего Попо, я не была умственно отсталой, а имела богатое воображение, что менее серьёзно. И время доказало его правоту, так как, едва выучив алфавит, я с жадностью принялась читать и заполнять тетради претенциозными стихами и выдуманными историями из своей жизни, горькой и печальной. Я поняла, что в писательстве счастье ни к чему — без страдания нет истории — и в тайне наслаждалась прозвищем «сирота», потому что единственными сиротами, окружавшими меня, были сироты из классических рассказов, причём все очень несчастные.
Моя мать, Марта Оттер, невероятная принцесса Лапландии, исчезла в скандинавских туманах, прежде чем я смогла определить её запах. У меня были дюжина её фотографий и подарок, который она послала по почте на мой четвёртый день рождения: русалка, сидящая на скале внутри стеклянного шара и при встряхивании казавшаяся покрытой снегом. Этот шар был моим самым ценным сокровищем до восьми лет, пока внезапно не потерял свою сентиментальную ценность, но это уже другая история.
Я в ярости, потому что моё единственное ценное имущество, моя цивилизованная музыка, мой iPod исчез. Думаю, его забрал Хуанито Корралес. Я не хотела создавать проблем бедному мальчику, но была вынуждена рассказать о случившемся Мануэлю. Он не придал моим словам никакого значения и лишь сообщил, что Хуанито попользуется им несколько дней, а потом оставит там, где он взял. Кажется, на Чилоэ так принято. В прошлую среду кто-то вернул нам топор, взятый без разрешения из сарая больше недели назад. Мануэль подозревал, у кого он, но было бы оскорблением требовать инструмент обратно, ведь одно дело одолжить вещь, а другое — украсть. Чилоты, потомки достойных индейцев и надменных испанцев, народ гордый. Человек с топором не дал объяснений, но принёс в дар мешок картошки, оставив его во дворе, прежде чем расположиться с Мануэлем на террасе, чтобы выпить яблочной чачи и понаблюдать за полётом чаек. Нечто подобное случилось и с родственником Корралесов, работавшим на Исла-Гранде и приехавшим на свадьбу незадолго до Рождества. Эдувигис передала ему ключ от этого дома, чтобы в отсутствие Мануэля, находящегося в Сантьяго, он мог вытащить музыкальное оборудование и развеселить гостей на свадьбе. Вернувшись, Мануэль был удивлён, что его музыкальная аппаратура исчезла, но вместо того, чтобы заявить в полицию, он терпеливо ждал. На острове нет серьёзных воров, а прибывшие извне будут в тяжёлом положении, если попытаются украсть что-то крупное. Вскоре Эдувигис вернула то, что взял её родственник, добавив к аппаратуре корзину морепродуктов. Если у Мануэля снова есть его оборудование, то и я снова увижу свой iPod.
Мануэль предпочитает молчать, но он понял, что тишина в этом доме может быть чрезмерной для нормального человека, и поэтому прилагает усилия, чтобы поговорить со мной. Из своей комнаты я слышала, как он разговаривает с Бланкой Шнейк на кухне. «Не будь таким грубым с американочкой, Мануэль. Неужели ты не видишь, что она очень одинока? Ты должен поговорить с ней», — советовала она ему. «Что ты хочешь, чтобы я ей сказал, Бланка? Она как марсианка», — парировал он. Но, возможно, Мануэль всё же хорошенько подумал над этим, потому что теперь вместо того, чтобы утомлять меня разговорами об академической антропологии, он интересуется моим прошлым, и поэтому мы постепенно обмениваемся идеями и знакомимся друг с другом.